Спокойно, приказал себе полковник. Я должен выглядеть спокойно и уверенно. Риск небольшой. И что только не сделаешь, чтобы смотаться из этой страны.
Колонна покинула форт под прикрытием бури, миновала перевал и достигла долины к югу от восточного хребта. Около полудня буря утихла, пыль осела. Показались покрытые снегом вершины гор.
В середине дня вертолеты начали атаку. Зейсан из укрытия прислушивался к реву моторов и стрельбе. Он улыбался. Моджахеды должны испугаться и поддаться панике — штурм организован что надо. Они решат, что у них нет иного выхода, свернут лагерь и перенесут его в другое, более безопасное с их точки зрения место.
Зейсан заулыбался еще шире. Если они побегут, расставленные в предгорьях посты заметят движение. Он прикажет вертолетам обстрелять их с воздуха и им придется повернуть в эту долину. Ну, а как только они выйдут на открытую местность, его колонна сравняет их с землей. Никаких пленных. Все до одного моджахеды должны умереть.
Если моджахеды решат пробираться на север, они наткнутся на другую засаду. Посты расставлены и там. Вертолеты загонят это стадо прямо под огонь второй колонны, которая быстренько с ними расправится.
Конечно же, было бы куда лучше, если бы честь перебить их выпала моей колонне. Однако, независимо от того, кому достанется слава, начальство будет мною довольно. Ведь план-то мой!
На какое-то мгновение ему даже захотелось, чтобы эта слава досталась не ему. В конце концов он уже привел сюда эту колонну, ну а для того, чтобы командовать сражением или хотя бы за ним наблюдать, нужно обладать изрядной силой духа. Ему ни к чему подобное испытание. Но командир обязан выполнить свой долг.
Итак, куда они повернут: на юг или на север? В каком секторе это произойдет? Бросить, что ли, монетку?
Следует учесть все. На воздух моджахеды не пойдут — оттуда ведется огонь. Значит, выход у них один: идти на запад, в сторону Пакистана. Но местные моджахеды очень упрямы и продолжают воевать. Уйти в Пакистан для них равнозначно отступлению, а моджахеды скорее предпочтут умереть, чем дезертировать.
Правда, моджахеды могут принять самое неожиданное решение. Если они пойдут на восток, для Зейсана будет труднее расставить им ловушки. Здешняя долина тянется с востока на запад. Окружающие ее с севера и с юга горы неприступны для БМП, часть перевалов контролироваться не будет, и они смогут выскользнуть.
Тут свое слово скажут тяжелые десантные вертолеты. Отличные ребята сконструировали эти машины! Такие громадины, а весят всего восемь тонн. И грузоподъемность их достаточна, чтобы перебросить по воздуху в эти восточные долины их колонну и отрезать путь моджахедам. Разумеется, если они выберут этот неожиданный путь отступления.
Нет, он не такой трус, как этот майор Азов. Тот бы попросту сбежал.
— Что так серьезны, майор? — повернулся Зейсан к Азову. — Мы, можно сказать, разбили врагов.
— Врагов! Чьих врагов?..
— Родины, конечно.
— Но ведь афганцы не нападали на нашу родину.
— Конечно, нет! Они же недоразвитые. А мы — великая держава! Они не такие идиоты, чтобы нападать на Советский Союз.
— Тогда зачем же мы напали на их страну, полковник?
— Вам это известно и не хуже меня. Афганистан граничит с Ираном. В Иране много нефти, а нефть нужна нашей родине.
— И из-за этого мы истребили миллион афганцев?
Ну, это не так уж и много.
— Конечно, если вы не один из них.
— Но вы-то, майор, советский человек, — Зейсан свирепо глянул на майора, потом обратился к Каурову. — Скоро у вас, прапорщик, будет возможность уничтожить еще больше врагов.
— Так точно, товарищ полковник, — решительно отозвался прапорщик. О таких как он говорят, что природа над ним долго не мудрила. — Я с нетерпением жду, когда мы с вами пойдем в бой.
Губы прапорщика растянулись в подобии улыбки. Но сквозь эту улыбку проглядывало… Презрение? Не может быть. Прапорщик был образцом учтивости и послушания. Но если это и было презрение, оно относилось к майору.
Полковник обернулся на чей-то голос.
— Полковник, вертолеты просят разрешения начать операцию по смене, — сказал офицер связи, показавшийся из люка танка.
— Разрешаю.
Согласно разработанному Зейсаном плану, вертолеты должны были вести непрерывный огонь. Но нужно пополнять запасы горючего. Зейсан хотел, чтобы огневая мощь не ослабевала, поэтому остановился на системе смен. Треть машин уходила на базу для заправки и пополнения боекомплекта. Когда машины снова возвращались на позиции, на базу уходила следующая смена и так далее. Это гарантировало Зейсану постоянное превосходство в силе огня.
Кажется, я продумал все до мелочей, — успокаивал он себя. — Теперь все решит время.
3
Рэмбо снова споткнулся и потерял равновесие. Чтобы не выронить носилки с Траутмэном, он упал на колени.
— Тебе надо отдохнуть, — сказала Мишель.
— Когда стемнеет. — Он с трудом разлепил пересохшие губы и посмотрел на заходившее солнце. Оно уже коснулось гор. Казалось, что это не солнце, а огромный заполненный кровью шар, готовый вот-вот лопнуть.
Ныли руки, натруженные носилками. Рэмбо выпрямил колени и потянулся, с ужасом прислушиваясь к похрустыванию суставов.
В предгорьях ревели вертолеты.
— Вперед!
Склон стал еще круче. Деревья попадались все реже. Слой почвы был тонок, сквозь него проступали камни. Рэмбо приблизился к гребню гряды, предупредив всех остальных, чтобы не высовывались из-за выступов скал. Увидел вертолеты, усеявшие в предгорьях все небо.
Они кружили, как стервятники, постепенно забираясь все выше в горы и поливая огнем все вокруг. На винтах вертолетов играли блики заходящего солнца. Оно постепенно садилось, и отблески гасли один за другим. Одна из машин выпустила ракету, тянувшую за собой дымящийся след. Она точно ножом срезала деревья на своем пути и взорвалась на краю обрыва.
Рэмбо показалось, что ракета угодила как раз туда, где находился их лагерь. Деревья охватило пламя, ярко расцветившее сгущавшиеся сумерки. Солнце уже закатилось, и на фоне закатного зарева было отчетливо видно, как из-под брюха одной из машин выползло желтое облачко. Ядовитый газ.
Рэмбо захлестнула ярость. Эти парни не брезгуют ничем, с горечью думал он.
Пламя бушевавшего в предгорье пожара разогнало сумерки. Вспышки взрывов напоминали огни фейерверка. Прожектора вертолетов тщательно обшаривали окрестности.
— Может, отдохнешь? — спросил Муса.
Рэмбо посмотрел туда, где все было залито светом прожекторов.
— Не сейчас. Вот одолеем тот склон… Муса что-то пробормотал.
— Что?
— Ты убьешь себя.
— Ну, что ж, если так надо…
Он увидел, что впереди, кроме редких деревьев, лишь валуны, снова споткнулся и остановился.
Руки тряслись. Он присел на край носилок и попытался распрямить спину. Мышцы пронзила резкая боль. Он сполз на землю.
Мишель спрыгнула с лошади и опустилась рядом.
— Позаботься о полковнике, — сказал Рэмбо.
— Но…
— Черт побери, позаботься о полковнике!
— Ну и упрямый же ты!.. — Она взяла свою сумку и захлопотала возле лежавшего на носилках Траутмэна.
Рэмбо хватал ртом воздух и пытался расслабиться. Его била дрожь. Рядом присела Мишель.
— Он все еще без сознания. Дышит нормально, но пульс слабый, — сказала она.
— Это плохо?
— Я боюсь за него. Возобновилось кровотечение.
— Черт!
— Его лихорадит. Надо бы дать ему немного воды.
Рэмбо подождал, когда пройдет головокружение и подошел к Траутмэну. Муса открыл флягу, поднес горлышко к губам полковника и влил ему в рот воды.
Даже в темноте Рэмбо увидел что почти вся вода вылилась обратно.
— Попробуй еще раз! Полковник, вы должны попить!.. Муса снова влил воды, но и она вылилась.
— Очнитесь, полковник! — сказал Рэмбо.
Полковник не отвечал.
— Очнитесь же!
Траутмэн шевельнулся и приподнял руку. Но она тут же упала на носилки.
— Вы слышите меня, полковник? Вы должны попить.
— Что? — голос Траутмэна был похож на шелест ветра в опавших листьях. — Что, Джон? Ему удалось сделать один глоток.
— Отлично, сэр. Еще немножко.
Траутмэн отпил еще немного.
— Мне снилось… Да, сэр?
— Что мы с тобой в Брэгге.
— Это не Форт Брэгг, сэр.
— Когда я впервые увидел тебя…
— Это когда вы начали тренировать меня? Я помню.
— Я ведь очень неодобрительно относился к тебе, помнишь?
— Нет, сэр, вы просто были строги со мной.
— Я не это имел в виду. Я… — Траутмэн закашлялся. — Я лепил тебя. Лепил безжалостно.
Рэмбо почувствовал внутри себя пустоту.
— Хватит, сэр. Вам надо отдохнуть.
— Прости меня, Джон.
Мишель смочила носовой платок, обтерла им лицо полковника и положила платок ему на лоб.
— Надо бы накормить и напоить лошадей, — произнес Муса.
— А тебе надо поспать, — сказала Мишель, обращаясь к Рэмбо.
— Потом.
— Нет, сейчас. — Мишель схватила его за руки. — У тебя ободраны ладони. Я продезинфицирую и перевяжу их. Выпей немного воды и съешь что-нибудь.
— Вряд ли я смогу.
— Бога ради, послушайся меня!
Рэмбо сделал глоток из фляги Мусы и отломил кусок сухого твердого хлеба. Темноту в предгорьях вспарывали лучи прожекторов. Казалось, они появляются из ниоткуда и исчезают в никуда. Это же «ниоткуда» выплевывало пулеметные очереди.
Он повернулся к мерцавшим в сумерках заснеженным пикам гор.
— Муса, когда мы перейдем через них?
— Завтра.
— Это трудно.
— Если Всевышний поможет, мы спустимся в долину на той стороне гор завтра днем.
— Днем?
— Ты хочешь выйти на рассвете?
— Опасность нужно видеть.
— Но нас за это время успеют расстрелять из пулеметов. Выходим ночью.
— Но тебе надо поспать, — настаивала Мишель. — Иначе ты просто свалишься.
— Если эти вертолеты найдут нас, я засну навсегда. Вы, впрочем, тоже. Выходим сейчас!
Рэмбо вглядывался в горы. Отряд Мосаада, конечно же, идет быстрее и наверняка уже ближе к вершине. Он знал, что они не будут делать привала. Но что с Рахимом и Халидом? Удалось ли им спрятаться?
Извиваясь, как змея, Халид пробирался вниз по темному склону мимо невидимых деревьев. Его отряд стоял выше, на лесистом плато, куда они вышли сразу после захода солнца. Справа, на западе, ревели вертолеты: он видел лучи их прожекторов, языки пламени, вспышки трассирующих пуль. Вдруг половина прожекторов погасла, потом они вспыхнули чуть дальше.
Ушли на заправку, думал Халид.
Слишком их было много. А может, они решили взять их на испуг? Раньше советские не собирали столько вертолетов сразу. Наверное, они задались целью выкурить повстанцев из их убежищ на равнину, чтобы расчистить путь для наступления. А может, они успели расставить ловушки. Правда, что-то не похоже.
Халид вознес молитву Аллаху. Его людям нужна помощь Всевышнего. Но нельзя надеяться только на Аллаха, надо и самому разведать, что впереди. Командир в ответе за своих людей.
Американец спас его дочь. Халид чувствовал угрызения совести, что не взял его с собой. Но ведь он предлагал уйти вместе, а американец отказался — он не мог бросить друга. Халид высоко ценил дружбу, но у него были обязательства перед людьми. Что ж, американец сделал свой выбор.
Хватит думать об этом прошлом! Лучше думать о том, что предстоит.
Прячась в тени деревьев, Халид ползком добрался до обрыва и прислушался к тому, что творилось внизу.
Если вверху, слава Аллаху, светили звезды, то внизу была кромешная тьма — царство дьявола. Но ничего, скоро взойдет благословенная луна. Она рассеет эту тьму, а пока Халид останется здесь и передохнет.
Вдруг снизу донесся звук, от которого у него похолодело внутри. Это мог сорваться камень с края обрыва.
Или же падавшая сухая ветка зацепила по дороге другую ветку.
Но мог быть и удар винтовки о камень. Или фляги. Или щелчок тумблера переговорного устройства. Халид насторожился.
Он вспотел, хотя дул холодный ночной ветер. Вот! Снова этот звук! И — шепот!
Непонятный шепот! Русская речь!
В тишине ночи этот шепот просто оглушил Халида. Так значит…
Советские выставили посты. Они считают, что мы, скрываясь от огня вертолетов, пойдем на север или на юг, но только не на восток, поскольку для нас это капитуляция.
Итак, внизу — ловушка.
Надо выбраться из этого обрыва, возвратиться к своему отряду и увести людей в Пакистан.
Но, может, враги расставили ловушки и в том направлении? Уж не думают ли они, что раз мы не поступали так никогда, то не поступим и впредь?
Он бесшумно скользнул между камнями. Теперь их очертания стали слегка различимы в свете взошедшей луны. Слава Аллаху, этот небесный светильник хорошо освещал его путь.