В стихотворении "Пьяный корабль", где будто и речи нет о Парижской коммуне, в последних строфах возникновение проблем, поставленным в нем, связывается с внутренней невозможностью для поэта жить в тех условиях, которые создала версальская реакция, - жить под зловещими огнями тюремных понтонов, где томились коммунары.
К произведениям Рембо, связанным с Коммуной, нужно отнести стихотворение "Вороны", написанное, видимо, поздней осенью 1871 г. Если бы поэт сам не напечатал это стихотворение (в сентябре 1872 г.), трудно было бы поверить, что у Рембо можно встретить прямое обращение к патриотически-национальному долгу, поставленное к тому же в связь с поражением во франко-прусской войне. Удивительная строка, говорящая о том, что необходимым Франции вороньим криком - напоминанием о долге нечего беспокоить тех героев, которые пали в мае (которые заслуживают пения "майских малиновок"), может рассматриваться как свидетельство любви и верности поэта Коммуне.
Прямо к уроку Коммуны Рембо вернулся в одном из "Последних стихотворений" - "О сердце, что для нас...". Здесь говорится о полном уничтожении старого общества и предсказано, что в круг борцов будут вовлечены "неведомые черные братья", но прозаическая приписка гласит: "пока все остается по-прежнему".
IV. Письма ясновидца и "Пьяный корабль"
У Рембо в апреле-мае 1871 г. появились, как и у многих из тех, кто боролся в рядах коммунаров, основания опасаться близкого поражения. В письме к Изамбару от 13 мая, т. е. за неделю до общего наступления версальцев, Рембо говорит: "...неистовый гнев толкает меня к парижской битве... где, однако, еще погибает столько рабочих, пока я пишу Вам..." {Р-54, р. 268.}. Эти строки свидетельствуют о трезвом понимании им ситуации. Формула "еще продолжают погибать" показывает, что при преданности идее конечной победы Рембо предвидел близость трагической развязки.
Рембо, как вытекает из его стихов, писем и действий, был готов сложить голову в парижской битве, но в его юношеском воображении зрел другой прометеевский, как ему казалось, - план: вывести общество к светлому будущему в качестве поэта-мученика и ясновидца, поэзия которого обгоняет жизнь и указывает людям путь к счастью.
Как и готовность к прямой помощи Коммуне, такой план предполагал в мыслях Рембо готовность принесения себя в жертву идее.
По замыслу план был велик и благороден, требовал от поэта и от поэзии активнейшего социального действия. Но идея личным подвигом довершить то, чего не довершила Коммуна, была первым звеном длинной цепи противоречий и вела от действия реального к иллюзорному - "ab realiis ad realiora", вела к опасному приближению к символистской эстетике.
Этот будто потенциально гибельный процесс, угрожавший самому принципу образности в искусстве, все же не завел французскую поэзию в тупик модернизма, а наследие Рембо, и особо противоречивая часть этого наследия, было претворено поэтическим направлением, представленным Аполлинером, в то, что, вслед ему и Незвалу, теперь все определенней именуется поэтическим реализмом {См. нашу статью "Блэз Сандрар и проблема поэтического реализма XX в." в кн.: Сандрар Б. По всему миру и в глубь мира / Пер. М. П. Кудинова; Ст. и примеч. Н. И. Балашова. М., 1974. (Лит. памятники). См., в частности, с. 143-146, 167-181, 184-186.}.
Поэтому, по-возможности не повторяясь, обратимся к истории теории ясновидения Рембо.
Пока в кипящем лавовом озере, в Нирагонго мысли Рембо, выплавлялась новая эстетика, он продолжал писать в антибуржуазном и антиклерикальном духе Коммуны.
До середины лета 1871 г. он писал в традициях реалистической образности остро и зло сатирические и антиклерикальные, воссоздающие мертвящую обстановку мещанского засилья и католического ханжества французской провинции, отмеченные едким психологизмом стихотворения "Семилетние поэты", "Бедняки в церкви", "Сестры милосердия", "Первые причастия", "Праведник".
Рембо среди стихотворений с преобладанием энергии выражения пишет вещь, которая, не теряя новых качеств, не уступает по ясности поэзии середины XIX в. Читатель, который не гонится за одним только ускользающим призраком все большего новаторства ради новаторства, может прочесть "Семилетних поэтов" почти как новеллу. Мать создала детям удушающий мир, вроде дома Домби. Особенно страдает сын-поэт.
Как антитеза требованиям матери у него возникает нелюбовь к богу, тяга к чуждым матери рабочим людям, мечта о полной приключений жизни без лицемерия. Лицемерие порождает острое отрицание лицемерия. А за кадром стихотворения несется Страшный год Франции. Дата 26 мая 1871 г. - день, когда в провинции и на дорогах Франции еще не было ясно, погасят ли враги вулкан Парижа. И в сырой комнатке одинокого ребенка, будущего поэта, "...в тишине предчувствие пылало // И холод простыни вдруг в парус превращало".
Посланное в письме к Полю Демени от 10 июня 1871 г. стихотворение "Бедняки в церкви" прямо примыкало по своему описательному характеру и по непосредственности выражения социального пафоса к "Семилетним поэтам". Упорной антирелигиозной направленностью "Бедняки в церкви" близки таким вещам, как "Зло", "На корточках", по новое стихотворение превосходит их последовательностью: отвергается не только ханжество "злых толстяков", но и раболепие фанатично преданных вере "тощих стерв", которое в его рабской искренности не менее противно поэту, чем корыстное лицемерие. Как человек нового времени Рембо не принимает идей единства троицы и, осуждая бога, не задевает одного только Иисуса Христа.
Стихотворение "Первые причастия", как и "Бедняки в церкви", принадлежит к числу наиболее резко антирелигиозных стихов Рембо. Здесь поэт уже не щадит и самого Иисуса Христа, считая, что воспитание в духе "мистической любви" в ее противопоставлении любви земной извращает чувства, обрекает женщину на вечные угрызения, слабость, сознание своей неполноценности.
"Праведник" Рембо прямо продолжает линию бодлеровского "Отречения святого Петра", других стихотворений раздела "Мятеж" в "Цветах Зла", а также бунтарской поэмы Леконт де Лиля "Каин", из которой Рембо заимствовал редкую форму нечетных строф по пять александрийских стихов. В отличие от Каина у Леконт де Лиля герой Рембо приближен к поэту или к его лирическому "я". Это некий подлинный праведник, спорящий с праведником Христом, по мнению поэта, праведником мнимым, демон, очеловеченный еще больше, чем Демон Лермонтова в сценах, когда тот сходит на землю.