Но в то же время, завещая другим разрешение задачи "изменить жизнь", сам поэт чувствует себя опустошенным, конченным человеком, хочет доказать, что на него, как на дикого галла, язычника, не должны распространяться законы и мораль западной христианской цивилизации. Такое право Рембо объясняет своей первобытностью, дикостью, тем, что он "никогда не следовал заветам Христовым, ни заветам государей - наместников Христа". Рембо и предполагал первоначально назвать свое произведение "Языческой книгой" или "Негритянской книгой": "Я никогда не был христианином... я не понимаю законов, у меня нет нравственного чувства, я дикарь... Да, свет ваш застлан от глаз моих..."
Однако в "Одном лете в аду" нельзя всюду искать четкой последовательности. Здесь встречаются хотя и продиктованные отвращением к буржуазному миру, но имеющие мало общего с прогрессивными социальными преобразованиями планы, как вырваться из "болота западного мира". Всякий труд кажется Рембо принудительным. Он был бы рад отказаться от труда: "Мне отвратительны все занятия. Хозяева и рабочие, все мужики - отребье. Рука с пером стоит руки за плугом... Я неприкосновенен, и все это меня не касается".
Случается, что мысли Рембо приобретают какой-то конкистадорский характер. Это порождало на ранних этапах изучения Рембо суждения, будто поэт действительно был готов опуститься до идеи "сверхчеловека": "Я покидаю Европу: морской ветер обожжет мне легкие. Гиблые страны забудут меня. Плавать, мять траву, охотиться, особенно курить; пить напитки, крепкие, как кипящий металл... Я вернусь с железными членами, со смуглой кожей, с бешеным взглядом: по моему виду меня сочтут человеком сильной расы. У меня будет золото: я буду празден и груб. Женщины ухаживают за такими свирепыми инвалидами, возвратившимися из южных стран. Я вмешаюсь в политические дела. Буду спасен".
"Однако мы не отплываем", - пишет Рембо. В глубине души он сознает, что скорее может оказаться в роли угнетенного, чем угнетателя. Рембо признается, что он "отверженный" и для него самое лучшее - "забыться в хмельном сне на прибрежном песке". Поэт часто представляет себя порабощенным: "Белые высаживаются. Грянула пушка! Заставят креститься, носить одежду, работать...".
Утверждению буржуазного прогресса, официальной истории Франции в главке "Дурная кровь" Рембо противопоставляет не только свое право древнего галла, право всякого дикаря, не желающего знать цивилизации, но и "шаритэ" понятие, употребляемое им в смысле "социальное единение".
И калейдоскопическом стиле "Одного лета в аду" временами можно натолкнуться на мысли и образы, которых ждала великая будущность: здесь и слова поэта о том, что он из тех, "кто поет во время казни", ставшие лейтмотивом стихотворения Арагона о героях Сопротивления; здесь и несогласие с господней волей спасти именно поэта среди потерпевших кораблекрушение, вдохновившее Элюара на строки - девиз, что, пока на земле есть насильственная смерть, первыми должны умирать поэты.
VII. Эпилог
"Одно лето в аду" понимали как прелюдию к дальнейшей и не составляющей тему этой статьи уже не литературной жизни Рембо. Высокие социальные замыслы он объективно и не мог, и не умел осуществить. Ему не только не было дано вступить в те "ослепительные города будущего", о которых он мечтал, но он при его исключительных способностях, отменной энергии, молодости и крепком здоровье был обречен вести жизнь нищего бродяги.
Возвращаясь домой, в Шарлевиль или на ферму матери Рош, Рембо работает, как батрак, за одни "харчи". По вечерам, никому не нужный, забившись в угол, он пытается довершить приобретенное в скитаниях знание языков или учит их по случайным книгам и словарям: к уже известным ему языкам - латыни, английскому, немецкому - один за другим прибавляются испанский, итальянский, голландский, новогреческий, арабский. Пособием по русскому языку ему служил новогреческо-русский словарь...
В очередное путешествие Рембо отправляется, как правило, весной, когда теплее, и без средств на проезд, пешком. Странного оборванца с неоформленными документами брали на работу неохотно. Его бродяжничество вызывало подозрение властей в Германии и Австрии, опасавшихся беглецов-коммунаров, и его по этапу возвращали во Францию или передавали для этой цели французским консулам. Кроме того, ночевки на холоде, отсутствие теплой одежды приводили к тому, что Рембо заболевал, начинал бояться холодов становившейся ему все более ненавистной Европы. А на тот Восток, который манил его свободой от всякого мещанства, отправиться без средств было непросто.
В 1875 г. Рембо некоторое время работал в Германии, весной в последний раз (в Штутгарте) виделся с вышедшим из тюрьмы Верденом, отдал ему рукопись "Озарений", а когда Верлен попытался обратить Рембо на путь веры, тут же подрался с ним. Из Германии через Швейцарию Рембо пешком пришел в Италию, болел в Милане; дальше пошел на юго-восток страны в Бриндизи, надеясь отплыть на Восток, но, застигнутый солнечным ударом, был передан французскому консулу и возвращен им в Марсель.
Летом 1876 г., завербовавшись в голландские войска, Рембо наконец отплыл "на Восток" - был направлен на Яву в Батавию (ныне Джакарта), дезертировал через три недели, тайком нанялся на английский парусник и добрался до Бордо, откуда пешком пошел в Шарлевиль.
В малайской поэзии до сих пор живут предания об удивительном подростке, который объяснял яванцам на смешанном голландско-яванском языке:
Видишь ли, я... дезертир, то есть пямболос!
Я не хотел убивать людей, ваших оранг-оранг.
И если теперь меня поймают, то тут же повесят!
О Р. Ипарримья. Встреча.
Перевод И. С. Поступальского
В 1877 г. Рембо сделал неудачную попытку через Австрию добраться до России, но, ограбленный под Веной и высланный австрийской полицией, вынужден был через Монмеди пешком прийти в Шарлевиль. Но вскоре дойдя до Гамбурга, Рембо в качестве переводчика при бродячем цирке странствовал по Германии, Дании, Швеции, откуда был репатриирован французским консулом. Осенью Рембо грузчик марсельского порта, затем он отплывает в Александрию, заболевает и через Италик) возвращается в Шарлевиль.
1878 год начался для Рембо с новой неудачной попытки отплыть на Восток через Гамбург. Осенью - тяжелый пеший переход через Альпы, в частности через засыпанный глубоким снегом Сен-Готард, где вполне могли окончиться дни Рембо. Но все-таки он добрался до Генуи, откуда отплыл в Александрию. Там он не смог получить работу. Оттуда он отправился на Кипр, где нанялся подрядчиком на строительство. Однако здоровье двадцатипятилетнего Рембо не выдерживает труднейших условий, и легом 1879 г. он, опять больным, возвращается в Шарлевиль.