— Да развяжите меня, черт побери!
Дин трясущимися руками принялся распутывать узлы, но провод не поддавался его коротким толстым пальцам.
— Возьмите нож. Там! — Дзанг мотнул головой в сторону стола, на котором стояла плита.
Дин взял с плиты нож с раскаленным добела концом и не знал, что с ним делать.
— Подуйте на него! — со злобой выкрикнул Дзанг.
Дин подул и только тогда опомнился: этот Дзанг еще и издевается над ним! «Если б не я, лежать бы тебе с крысами до утра!»
Наконец, он кое-как размотал провод и помог Дзангу сесть на стул. Дзанг молчал и только тяжело дышал. Дин стоял за его спиной и тоже молчал. «Вот так, господин Дзанг, — думал он. — Да, у меня вырезали пост, но зато я сам не попался в капкан. А тебя скрутили, как поросенка. Что ты теперь скажешь?»
И Дзанг сказал, глядя в пол:
— Благодарю вас, Дин. Я не забуду этого, — он помолчал и стал с трудом выдавливать из себя слова: — Как вы понимаете, об этом никому ни слова… Слышите?
— Конечно, господин Дзанг, я понимаю… Я ничего не видел, пробормотал Дин и мстительно подумал: «Вот ты и сам затрясся, скотина. Это тебе урок!»
Мы сами разберемся в этом… инциденте, Дзанг поднялся, шагнул и споткнулся обо что-то. Он посмотрел себе под ноги и увидел разбитый передатчик. — Дин, объявите тревогу.
Дин выскочил за дверь, на ходу выхватывая пистолет, и стал палить в воздух.
— Тревога! Тревога!
На сторожевых вышках лагеря вспыхнули прожекторы.
Глава 28
Рэмбо услышал пистолетные выстрелы, когда спустился с Ма к реке. Они подошли к тому месту, где еще вчера их ждал Ван со своим катером. Теперь нет ни Вана, ни его команды, ни катера. Не нужно было ему хитрить. Перехитрил сам себя. Но почему Ван поставил катер именно здесь? Рэмбо внимательно осмотрел место и обнаружил в зарослях большой бамбуковый плот. Вряд ли он служил для переправы или для путешествий по Сонг-Бо: его неудобно было спускать к реке, и связан он был так, чтобы только не расползлись стволы. Так настоящие плоты не вяжут. Это, скорее всего, была площадка, на которой Ван вел свой торг — маленькая базарная площадь. Между стволов бамбука Рэмбо обнаружил множество окурков, смятые пачки из-под сигарет, жестяные банки из-под воды, пива, фруктов. Конечно, место было выбрано очень удачно: недалеко от базы, скрытное, и глубина у берега позволяла катеру входить в самые заросли, густо окружающие эту уютную бухту.
Здесь и остановились Рэмбо и Ма. Рэмбо лег на спину и стал смотреть на крупные, совсем близкие звезды. Ма села рядом.
— Утром начнется охота, — сказал Рэмбо.
— Надо было уничтожить Дзанга, — Ма ненавидела его за то, что он причинил столько боли Рэмбо.
— Нет, не надо, — возразил Рэмбо. — Дзанга я уже знаю, он глуп и самоуверен. Это хорошо. Другой на его месте может оказаться умнее.
Ма согласилась с Рэмбо и посмотрела на его лицо.
— Ты ужасно выглядишь.
— Трудная ночь.
— День тоже был суетливый, — сказала Ма и вгляделась в кровоточащий шрам на щеке Рэмбо. — Кто тебя так — Дзанг?
— Нго.
— Значит, я отомстила за тебя, — сказала Ма и погладила пальцами щеку вокруг раны. — Тебе очень больно?
Рэмбо зажмурился.
— Нет, мне приятно. У тебя шелковые пальцы. Ма тихо засмеялась и поднялась.
— Сейчас я сделаю тебе компресс, и к утру все будет о'кей.
— Так не бывает, — сказал Рэмбо. — Если только ты не волшебница.
— У меня бабушка была колдунья, и она меня кое-чему научила. Ма сошла с плота и стала ходить вокруг, срывая какие-то листья и травы. Потом она спустилась к воде, вымыла все это и вернулась. Рэмбо повернул голову и с любопытством наблюдал за ней. Ма оторвала от платья небольшой лоскут, положила на бамбук и стала тщательно жевать листья. Наверное, они не были сладкими, потому что лицо Ма сморщилось, и она дернула головой. Она выплюнула кашицу на лоскут и размазала ее ровным слоем.
— Может, тебе это неприятно видеть, но так надо, — сказала она и приложила свое снадобье к ране.
— Мне это приятно, — сказал Рэмбо, и действительно через несколько минут боль утихла, и он почувствовал себя на верху блаженства. — Ма, если тебе не трудно… Дотронься еще пальцами до щеки.
Ма улыбнулась и стала тихо, едва касаясь, водить кончиками пальцев по щеке Рэмбо.
— Знаешь, Ма, — сказал он, закрыв глаза, — я хотел тебе сказать… Ну, понимаешь, все, что ты сделала там… Я никогда не забуду. Спасибо тебе, Ма.
— Я тоже не забуду, — сказала Ма. — Если бы ты не прогнал меня тогда, я бы не могла тебе помочь.
— Я думал, ты обиделась.
— Сперва обиделась, а потом поняла. Ты молодец, Рэмбо, Ма помолчала и вдруг спросила: — Послушай, а я ведь не знаю, как твое имя?
— Это не главное, — сказал Рэмбо. — Но если хочешь — Джон. Полковник иногда называет меня Джони. Это когда он очень хочет помочь мне.
— Кто это — полковник? Он послал тебя?
— Нет. Его тоже обманули. Как и меня. Поэтому я и должен выжить, чтобы отомстить: за себя, за полковника, за всех наших.
— Плохие люди есть везде, Джони. Можно, я тоже буду называть тебя Джони?
— Мне это приятно, — сказал Рэмбо. — Помню, мать тоже называла меня так. Но это было давно, и я уже стал забывать.
— Я не утомила тебя, Джони?
— Нет, мне нравится, когда ты говоришь.
Ма прикоснулась пальцами ко лбу Рэмбо, погладила его брови.
— Что ты думаешь теперь делать? Попытаешься опять пробраться в лагерь?
— Я проберусь.
— Но как?
— Чтобы выжить на войне, не надо от нее бегать.
— Ты уже говорил мне об этом. Но война давно кончилась, Джони.
— Для меня и таких, как Смит, она продолжается. Разве не так?
— Наверное, — сказала Ма. — А когда ты спасешь их, опять уедешь в Америку?
— Да.
Ма помолчала, не решаясь спросить. И все-таки спросила:
— А ты не хочешь взять меня с собой, Джони?
— Я возьму тебя, Ма. Мне хорошо с тобой.
— Спасибо. Я не буду тебе в тягость, — Ма нагнулась и поцеловала Рэмбо в губы. — А теперь спи. Тебе надо отдохнуть.
— А ты?
— Я посижу. Мне не хочется спать.
Рэмбо уснул мгновенно. Ма слушала его ровное дыхание, смотрела на его лицо и ни о чем не думала. Ей было хорошо сейчас, и она не хотела загадывать, что будет, когда наступит утро. А Штаты были так далеко, что Ма и вообразить себе не могла ни этой дали, ни той жизни, которая могла бы быть ее жизнью. И если она спросила Рэмбо, возьмет ли он ее с собой, то только для того, чтобы услышать от него то, что могло бы считаться объяснением в любви. Это объяснение она услышала и теперь была счастлива.
Наступал рассвет. Нагретая за день река все еще отдавала свое влажное тепло и без того разморенным от сырости джунглям.
Рэмбо проснулся так же сразу, как и уснул. Он открыл глаза и нащупал руку Ма.
— Ты здесь, Ма?
— Здесь, Джони. Тебе что-нибудь приснилось?
— Нет, я не вижу снов — они мешают спать. Что там у меня со щекой?
— Сейчас посмотрим. Лежи.
Она сходила к реке, оторвала от платья еще лоскут, прополоскала его в воде и вернулась. Когда она очистила рану от травы и промыла ее, то осталась довольна.
— Я же говорила тебе, что все будет окей.
— Ты молодчина, Ма. А теперь пошарь в сумке, что там у тебя? Ма вытащила пачку галет, несколько целлофановых пакетов и две банки с соком. Это было все, что, наверное, приготовил Нго на завтрак себе и своему господину. Они поели, и Рэмбо засунул сумку с пустыми банками и мусором под плот.
— Спасибо тебе, Ма. Ты хорошая хозяйка, — Рэмбо поцеловал девушку, и она стала подниматься.
— Я люблю тебя, Джони, — сказала она, вздохнув, и поднялась во весь рост.