— Вот именно. А если на лето останутся ученики, значит, за ними кому-то нужно будет приглядывать. Значит, придется остаться и преподавателям, у которых летом — законный отпуск. Не говоря уже о расходах на питание и прочее, не заложенные в школьный бюджет. Понимаешь?
Поттер понимал.
А еще он понимал, что ситуация практически безвыходная.
Он не мог провести лето в приюте вместе с Томом (кто б его туда пустил), не мог предложить ему провести лето у себя дома (потому что не было никакого дома) и даже причин объяснить не мог.
Как не мог объяснить и Диппету, почему так важно разрешить Тому остаться.
И что было делать?
***
— Экзамены через две недели, — голос Тома звучал совершенно спокойно, но Поттер чувствовал, что он весь напряжен, как туго натянутая струна, вибрирующая от малейшего дуновения воздуха. — А потом…
— Эй, — Гарри осторожно коснулся его руки, судорожно сжатой в кулак, и поймал взгляд, — расслабься.
И Тома отпустило.
Так бывало всегда, хотя Поттер и сам до конца не понимал, почему. Том мог быть зол, раздражен, взбешен, но, казалось, одного тихого слова Гарри было достаточно, и его напряжение словно рукой снимало.
И отчего-то Поттеру безумно нравилось это ощущение. Ощущение, что он один может успокоить Тома, что огонь, бушующий в нем — где-то опасный, где-то даже безумный — для него не представляет угрозы. Иногда он чувствовал себя так, будто укрощает дракона, но это чувство опьяняло.
Чувство, что он нужен Тому. Что без него тот сгорит в пламени собственной силы.
Но вместе с тем это пугало.
До кома в горле. До мурашек.
Потому что Поттер точно знал, что рано или поздно ему придется исчезнуть. Из этого времени и из жизни Тома. Исчезнуть на долгие пятьдесят лет, оставив один на один с его внутренними демонами. И с каждым днем подозрение, что именно его исчезновение станет той последней каплей, которая толкнет Тома за грань, становилось все сильнее.
Потому что Том был из той породы людей, которые не в состоянии жить спокойно. Которых бросает из крайности в крайность — от холода до жара, от полной апатии до лихорадочной деятельности… от искренней любви до слепой ненависти.
Это люди, у которых юношеский максимализм не проходит с возрастом. Они живут по принципу — все или ничего. Рядом с ними обязательно должен быть кто-то, кто уравновешивал бы их, поддерживал хрупкий баланс, не давал внутренним метаниям свести их с ума.
Для Тома этим кем-то стал Поттер. Стал, а потом исчез, оставив одного.
От этой мысли было почти физически больно.
***
Лето им все же пришлось провести отдельно друг от друга.
Тому в приюте, а Поттеру в Хогвартсе, в строжайшем секрете.
И один Мерлин знает, чего им обоим это стоило.
***
Они переписывались каждый день.
Причем не с помощью сов. Том счел, что этот способ связи слишком долгий.
Поэтому, почти безвылазно просидев последнюю неделю перед отъездом в библиотеке, он зачаровал две обычные маггловские тетради так, чтобы надпись, сделанная в одной, одновременно отображалась в другой.
Что почувствовал Поттер, получив на вокзале дневник в черной кожаной обложке с металлическими уголками — точную копию того, что был уничтожен им на втором курсе — словами описать невозможно.
Цензурными — так точно.
***
А еще они встречались каждые выходные в Косой аллее, куда Поттер линял из Хога порт-ключом, ценой кучи нервов и бесконечных уговоров выпрошенным у Диппета.
Тот, конечно, долго и стоически сопротивлялся, не желая отпускать его шляться по магическому миру образца сороковых, но…
Кому когда удавалось не пустить Поттера туда, куда ему приспичило?
***
И они бродили по извилистым улочкам магического квартала, сидели в дальнем, темном уголке Дырявого котла и разговаривали.
Обо всем и ни о чем.
Тема была не важна.
Важно было то, что Том мог завороженно слушать, как Поттер смеется, а Поттер — ощущать, как Том неуловимо меняется при его появлении.
Как постепенно сглаживаются последние неловкости.
Как им становится уютно вместе молчать.
Как сбивается дыхание от первых, осторожных поцелуев…
***
То, что происходило между ними, было неестественно.
Ненормально.
Потому что нельзя настолько нуждаться в другом человеке. Нельзя так остро чувствовать незримую связь, крепнущую с каждым днем. Нельзя делить одну душу на двоих.
Все это было так. И все это не имело абсолютно никакого значения.
Потому что оба точно знали, что все происходит… правильно.
И ни один из них не мог толком объяснить, что имеет в виду.
***
— Ты мой, — шепот на грани парселтанга, а в душе тлеющие угли, готовые вспыхнуть в любой момент.
— Твой, — в зеленых глазах спокойная уверенность, и вместо пожара в груди разливается мягкое тепло.
========== Глава десятая и призраки будущего ==========
К сентябрю Поттер понял, что не хочет возвращаться.
Вообще.
Никогда.
Что готов послать к чертям будущее, свое, других, вместе с балансом и всей прочей фигней. Что готов остаться здесь, в чужом времени, под чужим именем и прожить чужую жизнь, если в этой жизни с ним будет Том.
Это, конечно, был чистой воды эгоизм. Но Поттеру было откровенно наплевать.
Тем более, что прошло уже больше года, а ни намека на возможное возвращение так и не случилось.
И он расслабился.
Он так устал постоянно дергаться, бояться, мучиться вопросом — рассказывать Тому правду о будущем или нет — и ждать какого-то мифического «третьего удара», что в конце концов его отпустило. Потому что здесь и сейчас все было так хорошо, насколько вообще могло быть. И казалось невозможным представить, что все это может вдруг в один момент оборваться.
И они с Томом начали строить планы.
О том, чем будут заниматься после окончания Хогвартса, о возможных профессиях, о путешествиях по миру, о необходимом магической Британии прогрессе…
Учеба шла фоном.
Поттер по-прежнему играл в квиддич, Том все больше увлекался артефакторикой, на дворе стояла красивая золотая осень, и к ноябрю Гарри чувствовал себя совершенно счастливым.
Он настолько четко и ясно представлял себе совместное с Томом будущее, что в конце концов поверил в него. И даже Диппет с его предостережениями и напоминаниями о свойствах времени не мог убедить его в неизбежности возвращения.
Небо над Хогвартсом казалось безоблачным…
***
— Ты понимаешь, что я не отпущу тебя?
— Не отпускай.
***
С Томом не было просто. Потому что Том сам был совсем не простым. Вообще-то, более сложный характер, чем у него, надо было еще поискать.
И Поттер простым не был.
И не обходилось без притирки характеров, ссор, вспышек взаимного раздражения и прочих радостей.
Но было и другое… Доверие. Жгучая нежность. Желание сделать так, чтобы другому было хорошо. Можно ли было назвать это любовью — словом настолько затертым и часто используемым, что оно обесценилось?
Поттер не знал. Он об этом даже не задумывался.
Но с Томом он впервые по-настоящему жил. Ощущал каждое мгновение полнее и ярче, чем когда-либо раньше. И знал, что ни любовь к друзьям, ни к крестному, ни к памяти родителей никогда не заменит ему Тома.
Никто не заменит.
***
Гром грянул в декабре.
Тогда, когда уже исчезли последние сомнения. Когда собственное прошлое уже казалось смазанным и нереальным по сравнению с таким живым и ярким настоящим.
***
Они с Томом бродили по окрестностям замка, наслаждаясь холодным свежим воздухом, отдыхая от последнего учебного дня и делясь успехами.
Завтра должны были наступить Рождественские каникулы. Две недели полной свободы в полупустом замке. Вдвоем.
— …ты бы видел лицо Бинса, когда я задал ему этот вопрос! Как будто его в жизни никто ни о чем не спрашивал!