Но чего он никак не ожидал, так это того, что старик решит действовать подпольно, выставив против него армию вчерашних школьников.
В первое время Том даже несколько растерялся.
Воевать с детьми, да еще наследниками древних волшебных фамилий, вроде Поттеров, Лонгботтомов и Прюэттов… это было как-то глупо и недостойно. А у Тома, хоть и сильно изменившегося, все же оставались кое-какие понятия о благородстве.
Которые, впрочем, развеялись вместе с созданием пятого крестража.
***
Дальше — провал. Пустота. Прогрессирующее с каждым днем безумие и кровавый туман перед глазами, в котором растворились все планы, стратегии и разумные идеи.
А одновременно с лидером, под откос покатились и верные Пожиратели, связанные с ним Черными метками — колдовством древним и темным, и действующим по принципу сообщающихся сосудов.
Вот только влияние Тома на соратников было куда сильнее, чем их на него.
И вот тут началась настоящая бойня.
Война ради войны, когда уже не помнишь, с чего все начиналось, когда не различаешь своих и чужих, когда из всех целей — один инстинкт самосохранения… Убей прежде, чем убьют тебя.
***
Подслушанное Снейпом пророчество легло на эту благодатную почву идеально.
И мгновенно проросло поистине безумным решением — уничтожить угрозу до того, как она станет реальной.
К этому моменту в Темном Лорде Волдеморте уже не осталось почти ничего от Тома Реддла.
Почти…
***
— Мой Лорд, я прошу вас… — мальчишка Снейп валялся у него в ногах. — Пощадите их… её…
— Кого? — ему не было дела до чужих просьб, но стало любопытно.
— Лили… Лили Эванс… то есть, Поттер…
— Что ты сказал? — вместо слов с губ срывается шипение. До боли знакомая фамилия отзывается где-то в самых дальних уголках изувеченной души неожиданным теплом. На миг, лишь на краткий миг в больном разуме Волдеморта вдруг просыпается Том.
— Лили… её сын, он родился в конце июля… Умоляю, пощадите её…
— Я постараюсь.
***
И он действительно сдержал обещание.
Он постарался.
***
— Прошу вас! Умоляю! Только не мой сын… только не Гарри!..
— Уйди в сторону.
Но глупая рыжеволосая девчонка сама отказывается от своего шанса, загораживая детскую кроватку.
— Пожалуйста! Пощадите! Убейте меня… не его…
— Как скажешь, — у него не было времени на уговоры, — Авада Кедавра.
И вот уже ничто не отделяет его от цели.
От маленького черноволосого мальчика, сидящего в кроватке. Он даже не плакал, явно обрадовавшись яркой вспышке. А потом поднял взгляд.
И словно ударом тока по нервам — что-то такое родное, знакомое, но почти забытое в детских зеленых глазах…
Он даже пытается вспомнить, понять, но ассоциации предательски ускользают, оставляя лишь ноющую, раздражающую пустоту внутри.
— Авада Кедавра!
***
Он даже не сразу понял, что произошло.
Мгновенная, ослепляющая вспышка боли, охватившая все его существо. Бесконечное падение в бездну. Обрывки чувств, образов, воспоминаний…
И вот он осознает себя бесплотным духом, невесть как оказавшимся в албанской глуши.
Где, в общем-то, он благополучно застрял на ближайшие десять лет.
Ибо сил его хватало только на то, чтобы ловить пробегающих мимо крыс, белок и прочую живность. Такой образ жизни нельзя было назвать приятным, а главное, Волдеморт не видел ни малейшей возможности хоть как-то улучшить свое бедственное положение, и к началу девяностых уже успел тысячу раз проклясть свое обретенное бессмертие.
За что боролись, называется…
И тут в его леса забрел Квиррелл.
***
Личность маггловеда была подавлена почти сразу. Даже в нынешнем состоянии Волдеморт был в разы сильнее этого несчастного.
А вот Дамблдор снова стал для него проблемой.
Правда, сейчас Волдеморт почти ничем не рисковал. Максимум, что мог сделать директор — убить тело Квиррелла, выгнав его обратно в свободный полет. Потому что уничтожить дух, лишенный плоти, удерживаемый в материальном мире еще четырьмя якорями, было не под силу никому.
Но Дамблдор почему-то не спешил разоблачать его. Более того, он упорно делал вид, что не замечает «сильно изменившегося за лето» поведения профессора. При этом Волдеморт был уверен, что тот не мог не заметить очевидного.
Нет, старик чего-то крутил…, но мотивы его поступков оставались тайной, покрытой мраком.
А потом в школу приехал Поттер.
***
Мальчишка, которому Волдеморт был обязан своим падением и десятью годами забвения, не производил впечатления реальной угрозы.
То есть, вообще.
Ни с какого ракурса.
И, будь Волдеморт чуточку адекватнее, он бы искренне недоумевал, на кой черт Дамблдор так старательно лепит образ героя из наивного, зашуганного ребенка, который даже теоретически не может ничего противопоставить магу его уровня.
Но Волдеморт не был адекватен.
Как результат — неудачная попытка договориться, закончившаяся натуральной дракой с мальчишкой (какой позор!) и новым развоплощением.
***
И вот после этого его на Поттере буквально переклинило.
Ибо что это еще за фокусы, когда от одного прикосновения человеческое тело рассыпается прахом (благополучно минуя все прочие стадии разложения)?!
Об этом Волдеморт напряженно размышлял следующие два года, попутно поймав пробегавшую мимо министерскую работницу (а нечего потому что по лесам шляться) и создав еще один крестраж — змею Нагайну (на всякий случай), благодаря чему, к моменту появления на горизонте беглого предателя Петтигрю разжился кое-какой информацией.
А затем их компания пополнилась сбежавшим из-под папашиного Империуса Барти…
И родился гениальный план.
***
Примотанный к статуе Поттер выглядел настолько жалким и несчастным, что Волдеморту, обретшему наконец тело, стало даже как-то совестно.
Все же жестокость — та жестокость, когда наслаждаешься страданиями других — никогда не была ему свойственна. Даже в периоды самого кровавого безумия.
Да, он мог убивать, мог пытать и причинять боль, но это всегда делалось с конкретной целью. Добывание ли информации, устрашение или наказание, но вопреки популярному мнению чужая боль никогда не приносила ему ни радости, ни удовольствия.
Он все же был Темным Лордом, а не маньяком-садистом.
Хоть и прилично спятившим.
Вот и в случае с Поттером было так же. Несмотря на то, что живучесть мальчишки дико раздражала, он не собирался измываться над ним… долго.
Он уже давно сообразил, что вся его «избранность», раздутая Дамблдором до неимоверных размеров, заключается лишь в кровной защите, да феерическом везении.
И именно чтобы доказать это, Волдеморт устроил показательный спектакль с дуэлью.
***
— Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!
***
То, что последовало за столкновением их заклятий, не поддавалось вообще никакой логике.
Волдеморт знал о магии — и темной, и светлой — больше, чем кто-либо из его современников. Он видел и делал такое, о чем другие не то, что не знали, даже не догадывались.
Но то, что происходило сейчас между ним и Поттером… Это было непостижимо.
Вибрирующая в руке палочка, ощущение полета, ослепительный золотой купол, окутавший их двоих, расширившиеся зеленые глаза напротив… и пронзительная, рвущая сердце музыка, зазвучавшая, казалось, прямо в мозгу, на краткие мгновения отогнавшая безумие и пробудившая от глубокого забвения того, кем он был когда-то.
Тома Реддла.
Человека, умеющего чувствовать, сострадать, любить…
А потом перепуганный мальчишка разорвал связь, и все исчезло. Наваждение пропало, растворившись, как утренний туман, оставив только гулкую пустоту внутри.
***
Поттер, воспользовавшись моментом, удрал.
Но Волдеморту было уже не до того.
Его накрыло осознанием, что где-то он капитально лоханулся, что все далеко не так просто, как казалось на первый взгляд.