Мастер порылся в карманах штанов и достал два поблескивающих на солнце стальных угольника.
— Следите за моими руками.
Он протер угольники рукавом рубахи, потом сложил их и передал сидевшему рядом лобастому рыжему мальчишке.
— Попробуй разодрать.
Тот, гордый, что его заметили, раскраснелся, напыжился — попытался оторвать один угольник от другого. Угольники по размеру одинаковые, боковинки у них гладкие, не за что уцепиться, ногтем не подколупнешь. Лобастый недоуменно вертел их в руках, за ним наблюдали. Похоже, какой-то фокус придумал мастер. Угольники стали переходить от одного к другому, так неразодранными и вернулись к мастеру.
— Может, кто догадался, отчего это они не разъединяются?
— Клеем намазаны, — поспешил ответить долговязый парень. С веселой беззаботностью он посмотрел на мастера.
— Вы же видели, я протирал их, — с некоторым раздражением сказал мастер. — Какой еще клей? — Он был умудрен жизнью и не любил скорых на язык. — Хорошо, попробую подсказать.
Из того же кармана он достал небольшую стальную линейку с утолщением вверху, отдал ее и слипшиеся угольники тому же лобастому мальчишке, велел приставить линейку к поверхности угольника и посмотреть, будет ли проникать между ними свет. Лобастый все сделал, как указал мастер: задрав голову, посмотрел на солнце.
— Темно, — заулыбался он во всю ширь своего круглого веснушчатого лица. — Никакого просвету.
Остальным тоже захотелось посмотреть. Мастер терпеливо ждал.
— Вы же учили физику, — с укором сказал он, когда и линейка и угольники возвратились к нему, — и не догадались, почему угольники не разъединяются. А все очень просто.
На глазах изумленных ребят он без усилий сдвинул верхний угольник с нижнего, пояснил:
— Поверхности отшлифованы с такой точностью, что между ними не остается воздуха, потому они и «слипаются». Когда вы научитесь вот с такой точностью обрабатывать детали, тогда я смело смогу сказать: вы кое-чему научились и на любом заводе работать вам будет легко. А зовут меня Максимом Петровичем, кому интересна будущая специальность, зову в свою группу.
Происходило это в теплый солнечный день начала августа. Уже второй месяц на западе страны грохотала жестокая война. Она чувствовалась и в их городе: общим напряжением, тревогой, беспрерывно проходящими воинскими эшелонами, толпами добровольцев, осаждающих военкоматы. Да и эти ребята, что собрались здесь возле двухэтажного кирпичного здания, оставили школы, чтобы через год-два встать к станкам, верстакам, вагранкам на смену ушедшим на войну отцам и братьям. И конечно, они и подумать не могли, что старшим из них еще доведется участвовать в боях в самом логове врага.
Так кого заинтересовал рассказ старого мастера, ветерана-путиловца? Да всех заинтересовал. Вон листья на тополях, что растут возле училища, и то не шелохнутся, будто прислушиваются, не скажет ли еще что старый чудодей. Ребятам после его рассказа и расходиться не хотелось. Алеша Карасев поймал взгляд рыжего лобастого мальчишки: по всему видно, тот не прочь свести знакомство.
— Тебя как зовут? — как и ожидалось, спросил лобастый. — Ты где живешь?
Алеша назвался, сказал, что он с поселка, с фабрики.
— Скажи-ка! — обрадованно удивился лобастый. — Так ведь и я оттуда. Венькой звать, Венька Потапов. Почему тебя не знаю? Я там у себя почти всех знаю.
— Мы здесь с ребятами из двадцать девятой, весь класс. — Алеша поискал глазами своих одноклассников: куда там, разбежались к разным мастерам — кто в токарную группу, кто в литейку. — А никого и нет, — смущенно засмеялся он. — Один я тут.
— Ага! — удовлетворенно кивнул Венька. — А я, понимаешь, из тридцать второй. Там, у стадиона, наша школа. Семь классов кончил, хватит, пора и за дело приниматься.
Сказал так солидно, по-взрослому, что Алеша враз почувствовал себя перед ним малышом-недоростком.
— А я только шесть, — пробормотал он.
— Что! — воскликнул Венька. — Так тебя еще могут и не взять. Четырнадцать-то есть тебе?
— Нет еще. — Теперь Алеше стало казаться, что его нипочем не возьмут в училище, сдаст документы, а ему вернут: подрасти немножко, на будущий год приходи. — Вообще-то мне уже скоро будет четырнадцать, — сказал он без надежды. — Я — листопадник.
— Это еще что такое?
— Ну, в октябре родился, листопадниками таких зовут. У нас в деревне начальная школа, так там так было: один год — первый и третий классы учатся, а в соседней деревне, в Федосине, в этот же год — второй и четвертый. На другой год классы меняются: у нас уже второй и четвертый, а в Федосине — первый и третий. Чья деревня ближе к Федосину — поступают в школу туда, чья ближе к нам — в нашу школу идут. Когда мне подошло учиться, первого класса в нашей школе не было, мамка говорит: пережди до будущего года, все равно тебе еще восьми нету, а я подумал: целый год терять. Пошел в Федосино, где первый класс был, а там тоже сначала не брали — не хватает до восьми, потом уговорил: я и писать и считать умел, так в ту школу и ходил.