— Нет, ваша милость, — пролепетал тот, но тут же взял себя в руки, выпятил вперёд нижнюю челюсть, упрямо продолжил: — Но вы могли хотя бы кратко рассказать, что творится в столице… — ненадолго хватило твёрдости, его вновь отбросило к просительным интонациям. — Люди, что бегут к нам, ничего толком не могут поведать — у страха глаза велики. А вы всё-таки дворяне…
Можно было легко продолжить эту логическую цепочку грубой лести, мол, благородные — это умные, образованные, не поддающиеся панике, приходящие на помощь слабым, адекватно реагирующие на обстановку, держащие слово, не знающие страха. Продолжать можно было долго. Но молодой благородный перечеркнул всё это одной единственной фразой:
— Мы ни-че-го вам не должны! — отчеканил он и высокомерно выпрямился в седле, продолжая исходить неправедным (отчего-то хочется так сказать) гневом на совершенно незнакомых и абсолютно не виноватых в их неприятностях людей.
Защитники Ремесленного квартала потеряли дар речи, неловко топчась на месте, словно отчитанные за провинность ученики. Только старший кузнец спокойно и ободряюще положил на плечо брату руку. Граф заломил бровь, на мгновение покинув свои думы, но никак не прокомментировал происходящее. Да в глазах воинов эскорта мелькнуло неодобрение. Но к чему оно относилось: поведению молодого попутчика графа или глупости посмевших заговорить с дворянами ремесленников, Худук так и не понял. Но несправедливость сложившейся ситуации задела гоблина за живое.
— Конечно ничего. Потому что только молокосос не знает, что такое ответственность, — прозвучал его полный яда и сарказма голос. — Когда только ветреная юбка — и то не любого качества — способна подвигнуть на некий поступок, который ни к долгу, ни к ответственности — ни к чему значимому в жизни не имеет никакого отношения…
Худук и сам не понял, отчего его так понесло. По большому счёту, ему было до дракона, как общаются между собой люди, и воспитание молодых заносчивых щенков — не его стезя. Но то ли присутствие рядом внимательно слушающего Рохли, то ли он одурел от бездействия, то ли так уж взбесил юнец, едва влезший на четырёхногое животное и взявший в руки острую железную палку, которой даже в зубах поковыряться без пореза не может, подтолкнули его на столь высокопарные пафосные слова. Может, хотел задеть этого Тьяри? Но клокотавшая внутри ярость вместо холодного и расчётливого разума, необходимого для вынесения верных фраз, говорила о том, что не всё так просто. Наверное отзеркалилась ситуация его и друзей — наёмников, по отношению к которым он испытывал пресловутую ответственность. Точно также, как дворяне должны защищать простых людей, а не нести чушь, прямо заявляющую о себялюбии, гордыне и эгоизме.
Но, вообще-то, подобные речи не были характерны для мелкого «тёмного», склонного скорее к прямолинейным «драконам», от которых уши девственниц приобретают помидорный оттенок (кстати, самый верный способ определить оных). Поэтому, когда не до конца осознавший сказанное — вообще произошедшее в целом — блондин ожёг чёрными глазами гоблина, то тот отбросил в сторону умные слова, и прямо в бледное лицо высказался по простому:
— Хлопец, тебе что, яйца натирают, что ты ведёшь себя, как наскипидаренный дракон? Так у нас есть инструменты, что могут тебе помочь: наковальня и молот! Шарики больше мешать не будут. Да и под задницу блинчики подкладывать удобней — всё ж остатки ценного хозяйства в надёжном месте…
Гоблин разошёлся, при этом злость куда-то ушла, и он с полным удовлетворением наблюдал за метаморфозами на лице молодого дворянина.
Назвать «хлопцем» двадцатилетнего благородного было очень приятно. Не девка же он, в конце концов? Ну а всё остальное было всего лишь импровизацией на заданную тему, и Худук, всегда критически относившийся к своим высказываниям, вынес вердикт: средненько, не очень интересно, но и не стыдно. Но, судя по вытянувшимся лицам, причём с обеих сторон баррикады, стало ясно, что он не до конца понят слушателями.
Налившееся дурной кровью лицо Тьяри уже не являло собой образец высокородной утонченности. Бегающий в замешательстве взгляд, отвисшая челюсть. Пожалуй, он вряд ли когда-либо попадал в такое непростое положение, и не знал, как быть: зарубить наглеца мешали телеги. Да и неизвестно, как отреагируют защитники Ремесленного квартала на эту эскападу. Но больше всего дворянина пугала перспектива погони за юрким зеленокожим — если он не с первого удара укоротит того. Более идиотской картины не придумаешь: дворянин в полном доспехе, бегущий (или скачущий) за беззащитным, пусть и злобным мелким существом. Хуже только на мух да комаров охотиться с мечом.