Вновь запели птицы, укоризненно поглядывая на беспокойных двуногих, довольные уже тем, что прекратил этот ужасный шум.
Глава 5
Оливия в который раз пожалела о своём опрометчивом поступке. Не сказать, что у неё отсутствовала авантюрная жилка — этого добра в ней было выше крыши, и все окружающие близкие и знакомые констатировали в ней эту сумасшедшинку в поступках и эпатаж в поведении. Но ведь должна быть некая грань между мимолётной угодой себе и благоразумием!
Казавшаяся привлекательной, подкреплённая таким простым, но сильным желанием быть благодарной, идея отстать от Лидии и парнями из гвардии на поверку оказалась полнейшим сумасбродством. Причём деянием самого вредного толка, то есть очень опасным для жизни.
Не то, чтобы она боялась риска или избегала — если обстоятельства к тому вынуждали — ответственности. Но в нынешние времена, когда ни преимущества рождения, ни связи при дворе не значили ничего, разве что наоборот — привлекали ненужное внимание и вели к позору и неприятной смерти.
Но она ещё так молода! Ещё столько открытий ожидает её впереди…
Нет, прочь сопли! Эк её плющит, — она украдкой, чтобы парочка наёмников, следующая рядом, не заметила, горько улыбнулась. Она не желала, чтобы её душевные терзания были темой обсуждения. Или поводом для тупых реплик вслух!
Оливия сейчас не нуждалась ни в заботе Каэлена, которого товарищ почему-то называл совсем уж не впечатляюще — Листочком, ни в насмешках наёмника — человека, в которых грань серьёзности и иронии была столь размыта, что это её ещё больше бесило.
Сейчас бы уединиться в каком-нибудь приличном, а самое главное, укромном месте, и со всей возможной эмоциональностью предаться жалости к себе, любимой… А не мчаться, сломя голову и ноги навстречу туманному будущему и возможной перспективе очередных неприятностей. Она вполне осознавала всю новизну ощущений, но ни в коей мере не собиралась «благодарить» организаторов переворота за эту подвижку чувств. И спокойно обошлась бы без всех этих унижений, напряжения сил, переживаний и тревоги, страха…
Пожалуй, что «страха», как некоего всеобъемлющего животного чувства она и не испытала, так как при упоминании о нём не ощущала сильного дискомфорта. Даже когда осталась практически беззащитна в своих покоях перед лицом озверевшей солдатни, Оливия не успела сильно испугаться — сознание было подточено непонятным отравлением, её больше волновало, скоро ли она встанет с постели, ибо в таком положении она подводила свою подругу — принцессу Лидию… и очень хотелось помыться. Постельный режим, прописанный лекарем и видимая беспомощность не помешали ей, впрочем, на одних рефлексах извлечь арбалет и угостить болтом незваного гостя, намеревавшегося проверить, всё ли у неё на месте.
Собственно, второй болт, который она каким-то чудом зарядила, предназначался эльфу. Слава Единому, реакция у того была отменной, но выстрел, грубо говоря, стал отправной точкой их знакомства. Каэлен, правда, что-то лепетал о мимолётной встрече накануне, но в силу того, что Оливия её не помнила напрочь (возможно по причине лёгкого опьянения), этот эпизод она исключила из совместной истории.
При всей сложности положения, в котором она оказалась (вместе с принцессами и ещё некоторыми лицами во дворце) — роль убегающей и отчаянно напуганной мыши, трагизм ситуации так до конца и не был ею прочувствован то ли в силу крепкой психики, то ли по какой иной причине. Ведь бесчувственной и равнодушной она отнюдь не была, и каждая смерть знакомого ей человека ранила достаточно болезненно. Но к совместному путешествию по вспыхнувшему беспорядками городу она всё равно отнеслась несколько легкомысленно — как к какой-то увеселительной прогулке в компании, допустим, подруг — амазонок и собратьев гвардейцев. Но уличная действительность оказалась достаточно отвратительной, чтобы очень быстро развеять радужное настроение от предвкушения некоего приключения, а ужасные картины, повсеместно распространившиеся по великому Агробару, наконец-то донесли до её сознания масштабы происходящего и погрузили в жуткую депрессию, не посещавшую её с тех пор, как любимый жеребец сломал ногу.