Но тот спорить со злобным недомерком не пожелал и отвернулся, сокрушённо покачав головой.
У Худука стремительно улучшалось настроение. Он самодовольно посмотрел вслед поспешившему ретироваться в сторонку троллю, таки нахлобучившему на голову конусообразную кастрюлю, и снова примостился на раннее облюбованную колоду, используемую им в качестве табурета.
Несмотря на то, что вроде как согрелся, он вновь закутался в кофту. Было действительно как-то приятно ощущать пусть и слегка колющуюся одёжку, которую кропотливо и, возможно, что и с любовью связала человеческая женщина. Гоблинихи его рода не занимались вязанием. В их племени всё было подчинено практичности суровой жизни в горах, и одежда изготавливалась из кожи. Крепко, надёжно, удобно.
Он окинул внимательным взглядом окружающее пространство и пришёл к неприятному выводу, что их заслон на пути возможных мародёров, погромщиков и ещё невесть каких драконов сродни шёлковой заслонки на пути стихии. И количество (пожалуй, что и качество) бойцов оставляет желать лучшего. А хлипкая преграда в виде парочки скреплённых цепями телег вряд ли остановит кого-то серьёзно настроенного… М-да, да и неплохо было бы пустить дозоры вдоль канала, который при должном старании и подготовке (а в ширину он был локтей в пятнадцать и вниз, дол воды локтей шесть) можно было преодолеть. Худук зябко поёжился, представив настоящую разъярённую толпу человек этак в сто, вооружённую не дрекольем, а вполне действенным оружием. Или хотя бы полусотню пехотинцев пусть даже в лёгких доспехах, дисциплинированных и опытных — так это и штурмом будет назвать сложно, скорее уж: нож, входящий в масло.
Худук на дежурство набился не от скуки, а чтобы хоть как-то чувствовать и контролировать происходящее. А твердокаменный Гарч, на лице которого при заявленном желании гоблина не дрогнул ни мускул, но явно ощутилось недоверие к «тёмным», после недолгих раздумий согласился. Худуку показалось, что он верно угадал причину, повлиявшую на положительный ответ: чтобы он и Рохля пореже крутились под ногами у своенравного и не любящего никаких вольностей хозяина постоялого двора. Но хитрый жук Гарч выдвинул встречное условие, пожелав разделить по разным дежурным сменам неудобную парочку. Тут уж гоблин встал грудью. Пришлось взять в кулак природную язвительность и глухо ворочающуюся внутри злость (естественная реакция Худука, когда ему кажется, что хотят обидеть его рыжего), и использовать всё красноречие и недюжинный актёрский талант, чтобы переубедить собеседника в неверности его идей, объяснить, что простодушный «малыш» (в этом месте у Гарча скептически поднялась бровь) нуждается в постоянной опеке и заботе. Тут уж невозмутимость хозяина постоялого двора и негласного координатора — руководителя — командира сил обороны Ремесленного квартала таки дала трещину, и он бросил недоумённый взгляд на почти шестилоктевую в высоту и трёхлоктевую в ширину фигуру, скромно стоящую в сторонке. Затем молча развернулся и ушёл в дом. А Худук сделал однозначный вывод, что его подвижный язык в который раз одержал победу. И вот они на границе района, пока что остающегося островком спокойствия, в самом опасном его месте — мосту через канал, а он, гоблин Худук ломает глаза в надежде лицезреть в тающих сумерках фигуры возвращающихся товарищей.
«Тёмный» так вошёл в образ, так напрягал зрение, что чуть слёзы не выступили, а на улице напротив померещилось какое-то движение. Он непроизвольно моргнул — как бы он ни сверлил пространство глазами, как бы ни кичился остротой взгляда и его несомненно лучшим качеством (хоть днём, хоть ночью), нежели людское, пронзать материальные объекты или преодолевать чересчур уж большое расстояние он не мог. Тем не менее, Худук встал и прошёл вперёд, пока не упёрся в шероховатый бок транспортного средства — так сказать, желая наверняка удостовериться в своей ошибке.
Но, как выяснилось, «тёмному» ничего не почудилось, и остальные часовые, отреагировавшие на порыв гоблина вялым интересом, проследив за его взглядом, невольно крепче перехватили оружие и подобрались. К ним из серой мглы улицы напротив, не спеша, абсолютно неторопливо приближались всадники. Семеро.
Вначале проступили конские головы двух первых наездников, затем их тёмные силуэты с матово поблёскивающими конусами шлемов и едва шевелящимися (словно уставшими) полами плащей. Далее следовали фигуры мужчин рангом повыше, что можно было определить по качеству доспехов, стати жеребцов, а самое главное по что-то означающим знакам, висящим на цепочках на груди. Худук понял, что к ним залетели птицы высокого полёта. И будь на то их воля, без учёта опыта и возможностей «тёмных», преодолели бы они этот заслон, как некую досадную помеху. Замыкала эту небольшую колонну ещё тройка бойцов.