— Малыш, где твой шлем? — чересчур ласково поинтересовался гоблин, хватая ладонью за указательный палец тролля и подтягивая его к себе.
Неловко склоняясь к Худуку, Рохля умудрился ещё и виновато потупиться. Получив крепкий, но, честно говоря, для тролля Закатных гор едва заметный подзатыльник (не зря говорят, что кожа и кости снежного тролля могут поспорить крепостью с чёрным дубом), он выпрямился и обиженно насупился.
— Ну-ну, — усмехнулся гоблин, — не надо делать вид, будто я тебя лишил бочонка пива.
Нужно сказать, что этот напиток большой «тёмный» очень уважал и при должном настроении мог запросто разорить небольшой (по размерам подвала) трактир, зайдя в него по-дружески и без денег. И то сказать, не всякому достанет смелости такому здоровяку напомнить о том, что за всё нужно платить. К тому же внушительную стать и пудовые кулаки дополняли трёхсантиметровые клыки, нежно прижимающие верхнюю губу и… нехорошая, вполне реальная слава «тёмных».
— Мне неудобно — о, — протянул рыжий жалобно, старательно понижая голос, что выходило у него с переменным успехом.
— Не вредничай, малыш, — строго сказал Худук, уперев руки в бока, что в сползшей безразмерной кофте, выглядело скорее комично, нежели грозно. — Неудобно, это когда ты мечом получаешь по голове и тебе нарушают причёску или того хуже, отрезают ухо. И когда через раз ты станешь слышать, что тебя зовут к столу, вот тогда и поймёшь, что старших надо слушаться — они зла тебе не желают… Но будет поздно, потому что полезных советов ты будешь слышать в два раза меньше…
— Не на-а-до ухо-о, — испуганно протянул тролль.
Несколько мгновений Худук раскачивался с пяток на носки, довольный произведённым эффектом. Вот, что значит воспитательный момент! Это при том, что Рохлю напугать практически невозможно. Да он просто не знает, что такое страх!
— То-то же. Надевай свой чугунок! — рявкнул гоблин, демонстративно отворачиваясь. — Объясняйся потом перед друзьями за каждую царапину на твоём юном лице, — проворчал про себя.
И наткнулся на укоризненные взгляды мастеровых. Один из кузнецов, вроде как старший брат, Хван, проговорил сиплым голосом.
— Нельзя ли потише?
— А вы что, боитесь, что убийцы, грабители и насильники сбегутся со всего Агробара сюда? — тут же отреагировал гоблин, ловя взгляд мужчины и нахально улыбаясь.
Но тот спорить со злобным недомерком не пожелал и отвернулся, сокрушённо покачав головой.
У Худука стремительно улучшалось настроение. Он самодовольно посмотрел вслед поспешившему ретироваться в сторонку троллю, таки нахлобучившему на голову конусообразную кастрюлю, и снова примостился на раннее облюбованную колоду, используемую им в качестве табурета.
Несмотря на то, что вроде как согрелся, он вновь закутался в кофту. Было действительно как-то приятно ощущать пусть и слегка колющуюся одёжку, которую кропотливо и, возможно, что и с любовью связала человеческая женщина. Гоблинихи его рода не занимались вязанием. В их племени всё было подчинено практичности суровой жизни в горах, и одежда изготавливалась из кожи. Крепко, надёжно, удобно.
Он окинул внимательным взглядом окружающее пространство и пришёл к неприятному выводу, что их заслон на пути возможных мародёров, погромщиков и ещё невесть каких драконов сродни шёлковой заслонки на пути стихии. И количество (пожалуй, что и качество) бойцов оставляет желать лучшего. А хлипкая преграда в виде парочки скреплённых цепями телег вряд ли остановит кого-то серьёзно настроенного… М-да, да и неплохо было бы пустить дозоры вдоль канала, который при должном старании и подготовке (а в ширину он был локтей в пятнадцать и вниз, дол воды локтей шесть) можно было преодолеть. Худук зябко поёжился, представив настоящую разъярённую толпу человек этак в сто, вооружённую не дрекольем, а вполне действенным оружием. Или хотя бы полусотню пехотинцев пусть даже в лёгких доспехах, дисциплинированных и опытных — так это и штурмом будет назвать сложно, скорее уж: нож, входящий в масло.
Худук на дежурство набился не от скуки, а чтобы хоть как-то чувствовать и контролировать происходящее. А твердокаменный Гарч, на лице которого при заявленном желании гоблина не дрогнул ни мускул, но явно ощутилось недоверие к «тёмным», после недолгих раздумий согласился. Худуку показалось, что он верно угадал причину, повлиявшую на положительный ответ: чтобы он и Рохля пореже крутились под ногами у своенравного и не любящего никаких вольностей хозяина постоялого двора. Но хитрый жук Гарч выдвинул встречное условие, пожелав разделить по разным дежурным сменам неудобную парочку. Тут уж гоблин встал грудью. Пришлось взять в кулак природную язвительность и глухо ворочающуюся внутри злость (естественная реакция Худука, когда ему кажется, что хотят обидеть его рыжего), и использовать всё красноречие и недюжинный актёрский талант, чтобы переубедить собеседника в неверности его идей, объяснить, что простодушный «малыш» (в этом месте у Гарча скептически поднялась бровь) нуждается в постоянной опеке и заботе. Тут уж невозмутимость хозяина постоялого двора и негласного координатора — руководителя — командира сил обороны Ремесленного квартала таки дала трещину, и он бросил недоумённый взгляд на почти шестилоктевую в высоту и трёхлоктевую в ширину фигуру, скромно стоящую в сторонке. Затем молча развернулся и ушёл в дом. А Худук сделал однозначный вывод, что его подвижный язык в который раз одержал победу. И вот они на границе района, пока что остающегося островком спокойствия, в самом опасном его месте — мосту через канал, а он, гоблин Худук ломает глаза в надежде лицезреть в тающих сумерках фигуры возвращающихся товарищей.
«Тёмный» так вошёл в образ, так напрягал зрение, что чуть слёзы не выступили, а на улице напротив померещилось какое-то движение. Он непроизвольно моргнул — как бы он ни сверлил пространство глазами, как бы ни кичился остротой взгляда и его несомненно лучшим качеством (хоть днём, хоть ночью), нежели людское, пронзать материальные объекты или преодолевать чересчур уж большое расстояние он не мог. Тем не менее, Худук встал и прошёл вперёд, пока не упёрся в шероховатый бок транспортного средства — так сказать, желая наверняка удостовериться в своей ошибке.
Но, как выяснилось, «тёмному» ничего не почудилось, и остальные часовые, отреагировавшие на порыв гоблина вялым интересом, проследив за его взглядом, невольно крепче перехватили оружие и подобрались. К ним из серой мглы улицы напротив, не спеша, абсолютно неторопливо приближались всадники. Семеро.
Вначале проступили конские головы двух первых наездников, затем их тёмные силуэты с матово поблёскивающими конусами шлемов и едва шевелящимися (словно уставшими) полами плащей. Далее следовали фигуры мужчин рангом повыше, что можно было определить по качеству доспехов, стати жеребцов, а самое главное по что-то означающим знакам, висящим на цепочках на груди. Худук понял, что к ним залетели птицы высокого полёта. И будь на то их воля, без учёта опыта и возможностей «тёмных», преодолели бы они этот заслон, как некую досадную помеху. Замыкала эту небольшую колонну ещё тройка бойцов.
В приближении этого отряда была какая-то неотвратимость и опасность. Будь Худук более впечатлителен, он бы, пожалуй, начал нервничать и украдкой оттирать о штаны потеющие ладони. Но так как в сложных ситуациях он наоборот, отличался хладнокровием, то всякие там «кажется» его не волновали. Тем более своим (опять же!) «отменным» зрением он увидел, что приближающиеся люди достаточно потрёпанные и усталые, поэтому вряд ли будут сильно качать права и по возможности постараются решить дело миром.
Следует отдать должное братьям — кузнецам — ни толики слабины в их крепких, коренастых фигурах, твёрдо стоящих за баррикадой, гоблин не узрел. То ли это была чрезмерная самоуверенность, которая зиждилась на фактах, не известных Худуку, то ли подобная манера поведения была вообще присуща им, не взирая на лица, стоящие перед ними (есть такой тип разумных — среди «тёмных» их предостаточно — что и перед хранителями — старейшинами — князьями — королями неохотно гнут шеи), то ли огонь кузнечного горна окончательно и бесповоротно выплавил их мозги и таким образом повлиял на их линию поведения. Как бы то ни было, но Худук сразу зауважал этих молчунов, несмотря на то, что в их отношениях изначально затесалась неприязнь. Вспыхнувшее чувство, естественно, ни в коем случае в будущем — буде выпадет такая оказия — не помешает ему, злобному и мелкому существу, устроить гадость, пакость или неприятность. Так, просто, для профилактики. Искусства ради.