Выбрать главу

Тамара сильно пострадала ещё во дворце, потом во время прорыва и рейда по столице ей ещё досталось. Зелье наёмников, помогавшее держаться наравне с остальными всё это время имело один плохой побочный эффект: при том, что во время его действия человек ощущает себя даже более, чем сильным и смелым, раны, которые имели место быть, заживали гораздо хуже, и даже вмешательство целителей, в данном случае, святых отцов, не могло ускорить процесс заживления. Поэтому Тамаре в ультимативной форме запретили серьёзные физические нагрузки, а именно хождение в патрули, тренировки с оружием — так, общеукрепляющая разминка, и всё. Видя, что упёртая десятница собирается игнорировать своего непосредственного командира, Деметру, та, не долго думая, подключила Лидию, и уже принцесса сделала соответствующее внушение, после которого амазонке только и оставалось, что быть паинькой.

Наёмник, как-то сразу, ещё при первой их встрече, когда они после первой схватки схоронились в гвардейской пристройке, выделил спокойную, но смелую до безрассудства амазонку. Можно сказать, что среди воительниц не было дурнушек, и сероглазая шатенка с носом с небольшой горбинкой и всё время упрямо сжатыми губами, не очень выделялась среди воинственно встопорщенных подруг, ещё не до конца успевших осознать потери, но стоило попасть под её лучистый серьёзный взгляд, как Ежи ощутил в груди расцветающий прекрасный цветок. Конечно, демонстрировать свою симпатию он не спешил, да и не было по большому счёту, ни времени, ни возможности, но с тех пор стал ненавязчиво опекать девушку и при малейшей необходимости находился рядом, оберегая и… любуясь.

Он зашёл к амазонкам как бы пожелать спокойной ночи, по уже привычному ритуалу, заведенному ещё когда он обходил их, подбадривая во время осады в караулке. Понаблюдал сборы Гелии, присел у кровати Тамары… И не смог уйти. Когда вышла Гилэри, он уже не мог припомнить. Светлый овал лица со спокойным и уверенным омутом глаз властно притянул к себе. Сознание на время включилось, когда они неистово целовались, девичьи руки, безжалостно ухватив за шею, прижимали к себе, сердце испуганно билось в горле и готово было разорваться на мелкие — мелкие осколки и пасть к ногам… И разум благоразумно ушёл в тень, сделал вид, что его не стало…

И вот он проснулся, бодрый и счастливый. Эпизоды ночи для него слились в один волшебный праздничный калейдоскоп, вычленить какие-нибудь детали в котором было просто невозможно. Это какая-то одна сплошная жажда выпить друг друга, насладиться друг другом и одарить друг друга самым сокровенным… Он только надеялся, что был максимально деликатен и нежен, ведь любовь — это всё-таки серьёзные физические нагрузки, которые на данный момент противопоказаны его девушке. Хотя её состояние на самом деле не внушало опасений в отличие, например, от Брады, наставницы принцессы, бывшей наёмницы, так и не ставшей заказчицей их небольшой команды наёмников, и которая до сих пор не пришла в сознание и вернётся ли в мир живых — на это не мог ответить даже отец Апий.

Неожиданный кризис в Агробаре, в эпицентре которого оказался он с товарищами-наёмниками смешал все чудесные планы, и вместо несложного контракта и хорошего заработка, который должен был стать финансовой основой более крупного отряда, возможно даже до полусотни, даже при уходе их ныне покойного командира Сетра, это было реально. Вместо этого они уже потеряли двоих из пяти, а о будущем можно было только мечтать, ибо просто выжить становилось первоочередной задачей — грозовые тучи так и бродили вокруг них, сгущались, притянутые словно магнитом наследницей трона, которую многие силы желали бы видеть мёртвой. А они, хоть и не имели обязательств, ввязались во всё это. Впрочем, Ежи ни о чём не жалел — он по крайнеё мере встретил Тамару, а вот о чём думали его товарищи, он затруднился бы ответить. Он понимал недовольство Лири, про Кола вообще ничего определённого: молчун всегда был для него загадкой. Но Ежи был молод в отличие от старших товарищей, для которых внезапные авантюры уже могли набить оскому. Впрочем, Лидия обещала наёмникам достойную оплату их услугам… Но главное уже сказано выше: деньги и сопутствующие им траты нужны только живым.

Ежи выскользнул из кровати, замерев на мгновение, когда Тамара зашевелилась и повернулась на другой бок, скривился от кольнувшей боли в правой, не до конца зажившей руке, когда надевал рубаху.

Муравейник постоялого двора оживал, просыпался — в коридоре слышался какой-то шум. Уже натягивая сапоги, Ежи насторожился: ему показался подозрительным достаточно громкий шлепок, весьма напоминающий звук падения. А когда в усилившемся на порядок голосе он различил низкий, рычащий тембр Лири, он тут же метнулся к выходу.

Картина, которую он застал в противоположном конце коридора была очень неприятной: здоровый, лохматый Лири уже практически задушил мелкого гоблина. Не раздумывая ни секунды, Ежи помчался к ним, на ходу подхватив правой раненой рукой какую-то высокую стойку, оказавшуюся цветочной подставкой и, подбежав к дерущимся и ясно понимая, что достучаться до разума здоровяка словесно невозможно, с размаху опустил на его затылок то, что оказалось в руке…

В сторону полетели щепки. Лири резво развернулся, и Ежи увидел налитые кровью глаза — иной реакции на удар не было, только одна незамутнённая ярость. Взлетающий пудовый кулак, сравнить который наверное можно с затупленным рыцарским турнирным копьём, и Ежи ощутил, что летит… Удар о стену, вышибающий остатки дыхания. Но сознание ещё не окончательно покинуло его, и он, мучительно пытаясь оживить лёгкие, перебирает ногами, отползая от надвигающейся смерти…

Следующую картину он наблюдает в некоей прострации, со стороны. И без звука.

Перед Лири возникает Кол, и, не делая никаких угрожающих действий, твёрдо становится, чуть наклоняясь вперёд. Свободно опущенные пустые руки, невозмутимое лицо, край которого может-таки наблюдать лежащий на полу Ежи, конечно же не обманывают ни его, ни ярящегося Лири — худой наёмник очень опасен и без смертоносной стали в руке. Также ясно, что он не сделает ни шагу назад, как бы ни кипятился, ни психовал здоровяк.

Это длится какое-то время: Лири брызжет слюной, пытаясь в чём-то убедить Кола, но тот непоколебимо спокоен, изредка роняет скупое слово и дальше продолжает хладнокровно смотреть на беснующегося товарища. Краем глаза Ежи замечает, как зашевелилась фигурка гоблина, тот садится, упираясь спиной о стену и очумело трясёт головой. Жив значит «тёмный». Но ни облегчения, ни радости наёмник не ощущает.

Вообще, он не может найти не то что оправдания, но и причины, сподвигшие его на такой поступок — напасть на товарища. Он не поддерживал мнения Лири о том, что все «тёмные» поголовно — выродки, и при малейшей возможности их нужно уничтожать. Но при этом и не защищал их. Они ещё ни разу не попали в сферу его внимания, поэтому лично он никак к ним не относился, просто был равнодушен, а страсти в наёмнической среде касательно чистоты отрядов вызывали лишь скепсис по поводу здравомыслия выступающих. Если боец виртуозно владеет оружием и при этом отличный, комфортный в длительном общении товарищ, то какая разница, к какому роду — племени он относится? Среди людей, между прочим, хватало драконов — Лири с его приступами ярости и раздутым самомнением яркий тому пример — которых стоило обходить десятой дорогой, если жизнь дорога. Какие там орки, тролли и гоблины, что живут закрытыми общинами или вообще, в неприступных горах и лесах — от человека быстрее нож в спину получишь! Конечно, смысла не было всё это рассказывать здоровяку. Но если его мог успокоить Сетр, то сейчас он вообще сошёл с катушек — душить гоблина — союзника…

В коридоре к этому времени значительно увеличилось количество зрителей. Парочка гвардейцев, Мириул, граф РоАйци, и наконец появилась Лидия, перед которой все расступались, не важно, зная ли, кто она или нет. Она хмуро и совершенно безбоязненно остановилась возле багрового, но притихшего Лири, окинула внимательным взглядом картину происшествия — гоблин к этому времени уже исчез и что-то требовательно уточнила у наёмников.

Слава Единому, к Ежи вернулся слух, и он понял вопрос принцессы: «Инцидент исчерпан?» Он просто кивнул головой — а что было делать? Лири, злобно посопев, окатил его такой волной ненависти, что рыжий понял: будут у него со здоровяком проблемы, и так ничего не сказав, стремительно ушёл прочь, подхватив по пути торчащую в полу секиру и бесцеремонно расталкивая невольных зрителей. Кол что-то успокаивающе произнёс принцессе, и та, удовлетворившись этим, ушла.