Передовые русские города в XIV–XV вв. шли тем же путем развития, что и западноевропейские, но интенсивность этого развития была у нас иной. Как показали материалы, собранные в первой части, уже в XI–XII вв. можно говорить о ремесленных братчинах (в Вышгороде), мастерах и подмастерьях, может быть, даже о шедеврах (работа мастеров Братилы и Косты). Интересно отметить, что интересовавшие нас здесь церкви Кузьмы и Демьяна несколько раз упоминаются в XII в., именно тогда, когда появляются первые сведения о купеческих братствах при церквах Ивана на Опоках и Параскевы-Пятницы. Вполне возможно, что зарождение ремесленных корпораций цехового типа происходило еще в домонгольской Руси, одновременно с Западной Европой, но затем этот процесс был прерван татарским нашествием и только в XIV в., в связи с общим подъемом хозяйственной и общественной жизни русских городов, он возродился вновь.
Последний вопрос, связанный с ремесленными корпорациями XIV–XV вв., — это вопрос об их политической роли в жизни Новгорода и Пскова. К сожалению, для столь важной и интересной темы мы располагаем всего лишь одним свидетельством, которое может быть привлечено только при условии правильности наших построений относительно кузьмодемьянских братств кузнецов.
В 1331 г. в Новгороде Великом на вакантную архиепископскую кафедру был выбран кузьмодемьянский поп: «… и възведоша на сѣни Григорья Калѣку, попа святого Козмы и Дамьяна с Холопьи улици, и пострижеся въ черньци генваря I, и нареченъ бысть Василей…» (рис. 144)[1709].
Рис. 144. Портрет новгородского архиепископа Василия. 1336 г.
Выше, разбирая топографию кузьмодемьянских церквей в Новгороде, мы уже отмечали совпадение изображения кузницы на иконе «Видение пономаря Тарасия» с местом церкви Кузьмы и Демьяна на Холопьей улице[1710]. Исходя из этого, мы можем предполагать, что церковь Кузьмы и Демьяна на Холопьей улице была патрональным храмом кузнечного братства (к которому естественнее всего привязывать и кузьмодемьянскую братчину, описанную в легенде о «Корсунском чуде» XIV в.).
Став новгородским архиепископом, Василий Калика не забывал кузьмодемьянские церкви: в 1347 г. он строит церковь Кузьмы и Демьяна на Кузьмодемьянской улице[1711], а в 1350 г. ставит новое каменное здание церкви на Холопьей улице. Существовали ли обе соседние одноименные церкви и до Василия, мы решить не можем, так как сведения XII в. не дают точных топографических указаний; но во время страшного пожара Неревского конца в 1311 г., когда огонь распространился от улицы Розважи до Гребли и до Борковой улицы и должен был охватить район обеих кузьмодемьянских церквей, летопись упоминает лишь одну. Возможно, что отпочкование второй Кузьмодемьянской церкви (в ближайшем соседстве с первой) произошло именно в эпоху Василия.
Для братчины кузнецов, организационным центром которой была, по моему предположению, церковь Кузьмы и Демьяна, кандидатура Василия Калики, выходца из каличьей среды, была вполне подходящей. Демократическая идеология «калик перехожих», отраженная в молитвах и духовных стихах, должна была отвечать интересам ремесленной корпорации.
С именем Василия Калики связано несколько литературных произведений, раскрывающих перед нами мировоззрение этого интересного политического деятеля XIV в. Его перу предположительно приписывается «Сказание о святых местах, о Костянтинограде» (или, точнее, его оригинал), написанное около 1323 г.
Автор этого описания Константинополя восхищается памятниками искусства, старательно описывает здания, водопроводы, языческие статуи, которые «гораздо были сотворены», и различное «узорочье» из резного мрамора и яшмы.
Отрицательное отношение автора к Западной Европе, столь характерное для Василия Калики, вполне проявилось в «Сказании».
Рассказывая читателям о красоте древнего Царьграда, русский путешественник с горечью и возмущением отмечает вандализм крестоносцев, разрушивших многие памятники искусства после взятия Константинополя в 1204 г.[1712]
Помимо общелитературного интереса, «Сказание» важно для нас как автобиографический материал, объясняющий прозвище архиепископа Василия. Идеология Василия полнее раскрывается другим произведением (бесспорно, принадлежащим ему) — «Посланием епископу Федору о земном рае»[1713].
«Послание о рае» обнаруживает хорошее знакомство его автора с апокрифическими духовными стихами; е одном месте Василий прямо цитирует стихи «Адамова плача», возникшего в среде калик[1714]. Все послание проникнуто демократической идеей, развившейся из еретических учений и шедшей вразрез с каноническими церковными представлениями, — идеей земного, существующего рая. Вместо «мысленного» будущего блаженства в потустороннем мире, обещаемого церковью, еретики проповедывали существование реального рая, доступного для обозрения. Рассказ Василия о путешествии Мстислава Новгородца, видевшего земной рай, утверждает именно эту еретическую идею, пользовавшуюся в средние века большой популярностью среди широких народных масс. Став главой новгородской церкви, Василий продолжал мыслить еретически.
1709
Новгородская IV летопись 1331 г. — Василию Калике посвящена специальная статья А.Д. Седельникова. Внимание автора сосредоточено на литературном наследстве Василия.
1712
«… а в том камени вырезаны лвы крылаты и орли крылаты камены и бараны каменыи. Бораном рога збиты, да и столпы обиты — то ж били фрязове, коли владели Царимградом, и иных узорочей много потеряли».
Описывая набережную, автор сожалеет о том, что здесь было много памятников искусства, «да уже все потеряно».
Говоря о статуарной группе Правосудия, он отмечает, что «гораздо было сотворено как люди,
Сперанский так характеризует автора сказания. «Интересуясь, как и все его современники, предметами священными, он не закрывает глаза и на другие памятники… О ритуале церковном он не говорит, поучительных рассуждений и цитат у него также нет… Это трезвый новгородец с практическими наклонностями, интересующийся не только религиозной, но и бытовой стороной жизни города» (стр. 123–124).
Авторство Василия М.Н. Сперанский считает очень вероятным (стр. 106).
1714