– Стой.
Токугари сказал – и рука императрицы замерла на витом шелковом шнурке звонка. Что-что, а воспринимает его слова мгновенно. Может, следует с нею помягче? Она ведь хорошая, отнюдь не интриганка. И симпатичная на внешность, только вот прически у нее полная дрянь. И давно бы ей пора перейти на гонг с молоточком. Шнурки с колокольцами – сто тысяч лет как вышли из моды.
– Что ты собираешься им приказать? И кого именно ты зовешь?
– Зову камеристку. А принесет… она… Токи… что скажешь, то и принесет. Хочешь подогретого вина, с медом и корицею?
– Корицею! Мне бы заснуть понадежнее, не разжигаясь приправами… корицею… Пусть воды принесут, чистой холодной воды. В большом кувшине, чтобы подольше не нагревалась.
– Исполню, обожаемый государь!..
Пользуясь случаем, императрица приказала загасить все светильники, кроме двух и загородить ширмой свет от маленького спального камина. Она все еще стеснялась раздеваться при муже и сдавленным шепотом распекала камеристку за неуклюжесть и медлительность. Токугари, внимательно пронаблюдав это маленькое представление, предпочел раздеться сам, единственно, что велел переменить подставку под меч, на соразмерную, ибо в последнее время, начиная со злосчастной ночи, он носил не тот, что в будни, а старинный двуручный, от прадедов.
Спальня, честно говоря, не очень ему нравилась: потолки чересчур высоки, ароматы многочисленны, сильны, однако увязаны в беспорядочный сноп, букетом их никак не назвать. Ложе слишком мягкое, входная дверь плохо видна, пол не скрипит… Пуфики, кружавчики, висюльки… Впрочем, женских спален без пуфиков, кружавчиков и висюлек видеть ему не доводилось.
Из стены напротив окна выплыла, потряхивая белобурой чешуей, маленькая ящерная корова и вперевалку зашагала к зашторенному окну. Подошла, потопталась беззвучно и нырк в штору! А уж из стены следующая корова показалась – и то же самое. Без звука, без запаха, не терзая когтями паркетных плиток… Если встать у них на пути – исчезнут и не появятся, пока не устранится преграда, если же не мешать им и просто наблюдать, то после сотой коровы зашагает пастушок, с дубинкой и беззвучной свирелью, а немного погодя – все повторится… Это покойный государь подарил им на свадьбу роскошнейшую спальную магию. Поначалу она очень забавляла их обоих, а потом привыкли, почти перестали замечать.
– Днями я тут выковал… ну… еще до событий… пару сережек небесного железа. Мне покойный святейший на день рождения преподнес туесок с осколками. От самой богини Ночи! Жрецы по всей округе собирали…
Императрица широко отворила розовый ротик и беззвучно ахнула, не в силах поверить в неслыханную роскошь будничного подарка и в столь яркое благоволение своего супруга.
– … Вроде бы железо железом, хоть ты его магией проверяй, хоть – как, но – не ржавеет! Само по себе не ржавеет, безо всяких заклинаний! Это тебе, Мири.
Токугари разжал руку и преподнес жене черный шелковый мешочек, который он до этого успешно прятал в кулаке.
Императрица Миамори стремительным и жарким наскоком застала своего повелителя врасплох: обвила его шею руками и дважды поцеловала, перед тем как выпорхнуть к настенному зеркалу. Оба раза получилось в щеки, потому что Токугари никогда и никому не позволял большего… кроме своей законной супруги… Но и ей не часто перепадало, чтобы в губы… Токугари беззлобно фыркнул и перевернулся на бок, подперев себя локтем, чтобы удобнее было видеть, как Миамори вертится перед своим отражением. Женщина и зеркало – это зрелище всегда завораживало своею… своим каким-то странным бесстыдством, некоей магией, которую мужчинам испытать не себе – просто не дано. Вот она осмотрела сережки, вертя их на ладони… Освещения мало, угу: мгновением раньше было много, а теперь мало! Сама, наспех сотканным заклинаньем, не вызывая слуг, махнула пальцем – зажгла шесть светильников вокруг зеркала, теперь почему-то глядит на сережки в зеркале, даже не надевая… Наконец, нацепила и смотрит на себя в упор…
С Токугари даже сон слетел, настолько уморительным показалось ему обычное женское предзеркальное камлание. Император побился сам с собою об заклад, что жена сейчас возьмется за румяна, белила, помады, иные краски – и конечно же угадал! Вот она медленно приближает накрашенное лицо к зеркалу, напустив на себя всю возможную величавость и строгость… А задница, меж тем, довольно мило оттопырена под полупрозрачной ночной рубашкой… Вот отпрянула! Спохватилась и украдкой скосилась на мужа… Но Токугари был настороже и оказался проворнее: нет, нет, он не смотрит, а тихо дремлет, распустив губы, лежа по-прежнему на боку… И опять огромное зеркало подманило к себе молодую императрицу… И слева посмотреть… и справа… Сережки сработаны на совесть, без скидок на царственное величие кующего: при Дворе искренне признавали способность принца… теперь уже императора… ваять из металла изящные безделушки… С мечами, увы, чуточку хуже, там выше добротного ремесленничества ему никогда, наверное, не подняться. Императрица Миамори, тем временем, нерешительно потянулась к шкатулке с перстнями и ожерельями… Нет, оставила сию мысль. Тут главное – вовремя пресечь, не то она возьмется подбирать к сережкам все остальные тряпки и побрякушки, включая туфли и зимнюю шубу… Славно, когда есть чем отвлечься от горечи, усталости и мерзости прожитого дня. Кабинет его, наверное, уже принял прежний безмятежный вид… Родственники княгини Денарди извещены и вовсю мыслят о наследстве… Хорошо бы каким-нибудь волшебством перенести в столицу старого Когори Тумару, чтобы он, потея, пыхтя и сопя, но толково и по-мужицки основательно доложил свои догадки и соображения… Ах, если бы они там все справились с Моревом! С помощью богов, разумеется! Уж он бы потом никаких даров не пожалел бы! Во все храмы, не только в столичные! Однако, трудно торговаться с богами, ибо резоны их не всегда понятны смертному…