– Эй, сударь, ну-ка стой!.. – При помощи немудрящего уличного колдовства в руках у окруживших вспыхнул один факел, другой… – О-уу, прощу прощения, папаша! Мы слышим: шпоры стучат, меч об секиру лязгает – испугались, думали – разбойники идут по наши души! Ан ошиблись: одинокий почтенный человек следует по своим почтенным делам.
– Мой меч на ходу не лязгает. И секира тоже.
Снег стоял, окруженный грабителями, расслабленный и безмятежный, однако, то была необходимая видимость, внутренне он был весь – ушки на макушке и полностью готов к резне. Ах, многое бы он дал, чтобы ее избежать!.. Раньше, раньше надо было думать, иной дорогой следовать, не спрямляя путь, а еще лучше – пристроиться в хвост патрулю городовой стражи, как умные-то люди по ночам делают. И там, дальше, между деревьями, еще кто-то притаился… Нет, показалось.
– А мне послышалось, что лязгает… Гугур, лязгало ведь? Ты тоже слышал?.. Видите, сударь, даже неграмотный и не обремененный сообразительностью простолюдин – слышал… А вы утверждаете, что нет. Эта неискренность меня, нас всех, огорчает, обижает. От души надеюсь, сударь, что вы утешите нашу обиду обильной и добровольной помощью. Снедью, одеждою, или деньгами, либо еще как-нибудь, ну, одним словом, чем позволит ваша доброта. Вы понимаете горечь и смысл моих слов?
– Понимаю. «Отдай мне свое, а чужое я и сам возьму».
– Что-что? – Предводитель разбойников сделал еще один осторожный шажок в сторону Снега.
– Я говорю, сударь Гладкая Речь, что вы слишком дурно воспитаны для невежи. Видимо, ремесло разбойника и сословие простеца вам глянулись более, нежели честь и участь дворянина. Похоже, вас еще никогда не сажали на кол?
Оскорбительные слова седого незнакомца звучали так ясно и спокойно, что сомнений у главаря не осталось: старикашка нисколько не напуган и по добру ничего им не отдаст. Это за нынешний вечер уже второй такой упрямец… Что ж, канавы уличные вместительны… однако жаль… всегда приятнее, когда ограбленный умирает покорно и в страхе за свою пустячную жизнь, нежели когда с ним приходится возиться…
Легкий «придворный» меч плохо годился для войны, тем не менее, обладал всеми свойствами боевого оружия: прочный, острый, гибкий – он словно сам прыгнул в руку Снега из ножен на левом боку. Почти и не понадобилось никакого умения: разбойник подошел близко, видимо – чтобы самому рубить без помех… С этакой дрянной кольчугой – и такая неосторожность, ай-яй-яй… Все равно – незачем и об нее сталь тупить. Меч презрительно свистнул – раз, другой и третий, да так прытко, что все три свиста слились в единый короткий посвист – голова и обе руки шмякнулись на брусчатку с отвратительным мягким стуком, а туловище неуверенно, словно бы не решаясь присесть, еще целое мгновение стояло на глупых, ничего не понимающих ногах…
В былые годы Санги Бо прикончил бы подобного наглеца особым приемом, некогда очень модным в придворных гвардейских кругах: «подплечным ходом» крест-накрест, так, чтобы всего двумя ударами рассечь противника на шесть частей… Или того проще: выхватил бы он секиру и – «дабы не пачкать душу» – с презрением порубил бы их всех в беспорядочные, никем не считанные куски… Но годы всегда и у всех берут свое: отшельнику Снегу не перед кем было хвастать удалью и мастерством, да и незачем, старость всегда предпочитает ненужному блеску надежность, простоту и удобство…
Эти девятеро хотели его не просто ограбить, нет, они намеревались его убить, стало быть, здесь не идет речь о наказании и воспитании – вполне достаточна только правосудная кара. Что гораздо проще и быстрее. А меч – все равно пора было уваживать… Снег коротко дунул заклятьем, и оба факела погасли. Блеск меча, да три волны черной крови из безголового обрубка – последнее, что увидели в своей жизни остальные члены разбойничьей шайки, ибо неверный свет факелов вдруг сменился для них непроглядной тьмой, которая, в свою очередь, уступила место мраку еще более сплошному и окончательному. Оставшиеся восемь разбойников умерли быстро и легко: просто подойти и ударить, а на возврате меча – еще одну башку снести, потом шаг – два взмаха, налево и направо, потом шаг вперед – и то же самое… А к двум оставшимся придется вернуться на три шага…