Тарпагу свой одноручный меч на трактирную стойку положил, дабы святость оного охранял от воришек самолично трактирщик Горуль (тот и принял с почтительным поклоном), Куса всю поясную и заплечную сбрую, с ножами, секирами и мечами, за своим столом оставил, на попечении у тех членов шайки, кто танцевать не пойдет, Хвак же просто сдвинул пояс назад, поддернул петлю повыше, чтобы секира по подколенкам не била – сойдет.
Трое мужчин стали в ряд, ухватили друг друга за плечи, подергали, примерились, чтобы не вплотную плясать… А напротив них три тетки, ярко и густо измазанные – под красавиц – белилами да румянами, локтями не тесно сцепились. У обеих крайних в руках – по кипарисовой веточке, ибо это мужчинам плетьми танцующих хлестать, а девам – веточками мягкими охаживать…
Наконец, все было готово – и грянула музыка.
Мужчины, составившие мужское коромысло, громко и слаженно топая и сопя, двинулись вперед, а навстречу им, от противоположной стены, охая и визжа в лад музыке, потряхивая всеми прелестями, которыми их оделила природа, двинулись девки, тоже все три рослые и весьма дородные. Два «коромысла» почти вплотную сошлись посреди зала и точно так же, с топотом, пыхтением и взвизгами, попятились. Вот теперь танец становился общим, а не только для двух коромысел: мужчины и женщины во множестве облепившие с краев танцевальное пространство, стали спешно сцепляться друг с другом, своими ладонями в ладони тех, кто слева и справа, образовывая живую ползущую змейку, с тем, чтобы змейка сия прошивала узкое пространство между боками танцующих в мужском и женском коромысле. Составилась длинная замкнутая цепочка из людей, проскакивающих в эти четыре узких прохода. Время от времени, не прекращая свои наступления и отступления, Хвак и Куса, либо Хвак и Тарпагу – стукались боками, тем самым пытаясь разорвать цепочку. Стукались – и тотчас опять давали проход. Если стук получался неудачным и цепочка сохранялась, танец продолжался, если же руки пробегающих расцеплялись – то Куса, либо Тарпагу, в зависимости от места разрыва, начинали хлестать плетью наотмашь: мужчин от души, девок – щадяще. Лента рассыпалась с хохотом и проклятьями и тут же вновь срасталась. Точно также действовало и женское коромысло, но там было совсем не больно, а мужчинам – так и вообще в подарок: держать за мягкую нежную ладошку одну девку, да очутиться прижатым с боков еще двумя.
Иные удары от мужского коромысла до крови доводили танцующих, но общего веселья это никак не снижало, так уж заведено: не хочешь – не дерзай, за тебя другие до счастливого выбора дотанцуются, ибо чем и радостно «Коромысло»: после него деньги на расплату не потребуются, все по чести, по согласию.
– А чтой-то они, а? Почему теперь кружатся?
– Откуда я знаю? Пойми, Бач, я этот танец, точно также как и ты, впервые в жизни вижу. Отползи на место, кому сказано! Почему Лоскут сюда не ползает, а спокойно на своем месте наблюдает?
– Потому что от него всех девок лучше видно и весь ихний закуток, девкин. Я же тебя как старшего спросил, а ты…
– Ну не знаю я! Потом кого-нибудь допросим и узнаем. Главное, чтобы нашим не увлечься и всех сразу не перерезать.
– Хорошо бы.
А танец меж тем подходил к концу. Музыканты дудели и гремели из последних сил, но все так же громко и весело, танцоры, составившие мужское и женское коромысла, перехватились руками поплотнее: Куса и Тарпагу, сбросив на пол уже ненужные плети, теперь стояли втесную к Хваку, грубыми лапищами зацепившись за его толстую шею, а он, в свою очередь, ухватился как можно крепче за их плечи и шеи, женщины же просто укрепили, насколько могли, локтевую хватку. И оба коромысла закружились, одно подле другого, каждое вокруг своего корня, однако так, чтобы коромыслам и не столкнуться плечами, но и чтобы опасность сего столкновения – непременно была. Коромысла кружились все быстрее, пока, наконец, не началась главная битва: Куса и Тарпагу поджали ноги и уже летали по кругу, не касаясь пола, держась за Хвака только силою рук, женщины же просто должны были все быстрее перебирать ногами, чтобы соблюсти свое коромысло и не попасть под мужское, но и не расцепить при этом локти. Хвак лихо крутился, под собственные выкрики, на одном месте, весь багровый, в кипящем поту, секира за его спиной тряслась и громко хлопала по необъятному заду, на потеху многочисленным зрителям… Кто – кого? Чье коромысло первым рассыплется?