– Ваша светлость, сударыня! – звонким молодым басом взревел коленопреклоненный герцог. – Сбылась одна из сладчайших мечт моих: вновь воочию увидеть ту, которая красотою своей способна затмить блеск звезд, свет луны, солнечное сияние, и даже очарование бессмертных богинь! И лишь одна из женщин земных способна вызывать у меня восхищение не меньшее: это моя супруга. Все остальные же…
– Оставьте, рыцарь, оставьте. Не скрою, приятно вкушать нектар мужских восхищений, но у меня вполне достаточно зеркал в доме, чтобы знать и понимать истину.
– Да сожри меня Умана, коли я вру… Ой… Сударыня, виноват, я позволил себе в вашем присутствии…
– Все хорошо, рыцарь Когори, не вините себя за подобные пустяки, я отлично понимаю язык походов и казарм, ибо мой драгоценный супруг еще от юности моей научил меня выдерживать без обмороков куда более крепкие выражения и богохульства.
– Ну уж ты скажешь! – Князь фыркнул, возражая, однако Когори Тумару, все еще стоящий на одном колене, громогласно откашлялся и продолжил.
– И еще! Государь, посылая меня с поручением, провидел, что миг нашей счастливой встречи здесь, в замке великолепных князей Та Микол, может состояться, и попросил меня использовать сей случай, дабы передать уважительное благоволение своему соратнику и вернейшему из слуг его светлости князю Та Микол!.. А также передать ее светлости княгине, что он по-прежнему горячо и безнадежно в нее влюблен!
Все присутствующие, за исключением князя и княгини, зааплодировали, князь же только фыркнул во второй раз и молча щелкнул себя ногтем по кончикам усов: подобная галантность – обычай двора, и самый строгий на свете ревнитель добродетели не усмотрит в этом послании ничего порочащего императорскую, либо супружескую честь.
Княгиня Та Микол теперь уже открыто улыбнулась.
– Встаньте, милый Когги, умоляю вас, или я также упаду на колени! Благодарю. Итак! – княгиня возвысила голос. – Плоха та хозяйка, что готова переложить часть своих обязанностей на чужие плечи. Воинам пристало отдохнуть и приготовиться к пиру, который воспоследует к вечеру, а я, во главе домашних слуг, позабочусь о том, чтобы наши гости ни в чем не знали ни малейшей нужды! Затем, все подготовив, я надеюсь вымолить у своего супруга и повелителя разрешение отбыть, незадолго до начала пира, в сопровождении обоих моих сыновей, в замок старшего из них.
– Я разрешаю, Ори, но – зачем? Ужели присутствие на пирах настолько утомляет тебя?
– Нисколько, мой повелитель. Но я уверена, что благонравие и воспитание наших сыновей отнюдь не потерпят ущерб от невозможности присутствовать на одной из тех пирушек, которая, как я уверена, будет проходить на старинный гвардейский манер…
Оба старых рыцаря покраснели до ушей, и Когори Тумару пробормотал:
– А мы ничего такого и не собирались, так ведь, Дигги?
Князь только крякнул и десницею махнул, отпуская восвояси жену, сыновей и челядь, другою же рукой подхватил под локоть старого друга и повлек его к камину, где для них уже накрывали маленький «полдничный» стол. Для начала.
Глава 10
Царедворцу и воителю Когори Тумару никогда бы не стать тем, кем он стал при дворе Его Величества, если бы он не умел извлекать ощутимую пользу из всего, даже из своих «гвардейских» загулов. Так, например, ему представился случай понаблюдать, как ведут себя на отдыхе выдвиженцы отшельника Снега: Тогучи Менс и Лаббори Вэй. В человеке, если хочешь приблизить его к себе, следует изучить все стороны личности, а не только деловые способности. Пока – нет нареканий: оба держатся достойно, головы не теряют, слабости и изъяны в пьяном виде не проявляют. Пьют не меньше других, однако и не больше, ровно столько, сколько от них требуется по обстановке, не увлекаясь. Угу, это добрый служебный знак для обоих.
Древний мрачный замок уже вторые сутки не спал, с любопытством и недоверием ощущая, как внутри него вдруг заплескалось и закипело нечто такое… буйное, полное огня и смеха. Старые рыцари веселились напропалую, но не одни, а в окружении многочисленных слуг и соратников. Выяснилось воочию, что среди домашней челяди сурового князя Та Микол полно молодых служанок, хохотушек, отзывчивых, хорошего нрава…
Еще перед походом, император именно под это гостевание отдельно предусмотрел возможную задержку в пути, и, хотя самого князя он недолюбливал, к чаяниям своего слуги отнесся с пониманием, такие попустительства приближенным приносят великую пользу трону, ибо воспитывают в сподвижниках благодарную верность. Верность – она ведь как нежное деревце кипарис в оранжерейной кадке: нуждается в постоянном внимании, подпитке, это не так, чтобы однажды вылил под него бочку воды и десять лет никаких забот, нет: ежедневно, ежечасно, внимательно, с доглядом… Сломать или усушить деревце легко, в саду или на воле, а ты попробуй выходи его, наперекор бурям и засухам!