Все эти слова Его Величество высказал не ранее, чем отослал из кабинета канцлера и слуг.
Домовой Пеля томился на серебряной цепи и, конечно же, ничего не считал, не думал по поводу людишкиных дел. Он, своим дремучим полуразумом, хотел только трех вещей: растерзать ненавистных человечишек, умереть самому и - самое заветное! - оборвать цепь и ошейник, хлебнуть напоследок хотя бы один глоток свободы. К принцу Токугари он постепенно притерпелся и уже не плевал исподтишка, не швырял в него мерзопакостными заклятьями, но принц твердо решил про себя: раздавит мелкую гадину в первый же день своего правления. А пока - даже забавно смотреть, как тот выплясывает и выпрашивает подачки.
- Это у тебя против яда? Караульный камешек?
Токугари вслед за отцом посмотрел на безымянный палец левой руки.
- Да, отец. Но, скорее, это все же украшение. Неплохой смарагд.
- Вот-вот. Не надейся на заклятья да камушки, надейся только на себя, да на разум свой, на умение распознавать людей и яды, в них содержащиеся, с тем чтобы правильно смешивать их. Одна ошибка - и целебный эликсир становится ядом, соратники обузой, слуги заговорщиками, а паче того - бездельниками! Цыц, Пеля! Тот же и Пеля, обрати внимание. Он очень хорошо чувствует мое настроение и очень любит, когда я бешусь. А за мною этот грешок имеется, я ведь знаю...
Токугари не посмел кивнуть в знак согласия, но - что есть, то есть - всему двору сей грешок превосходно и предметно известен. У принца даже бока зачесались от воспоминаний.
- ... Да, знаю за собой... Но гневливость моя подчас пробуждается и захватывает мой разум незаметно для меня, а тут - Пеля! Он сразу пищит, прыгает, гнева моего просит! Ему тоже от сего гнева перепадает по сопатке, но, похоже, радость от наблюдаемого искупает для него тяжесть побоев, доставшихся на его долю. Ему искупает, а мне - нет. Что там с садом, кстати говоря? Задобрить мою государыню я задобрил, матушка у тебя - чистое золото, Токи, всегда о ней заботься... Потом, потом доложишь, не сегодня, завтра... А то и в другой день, лишь бы там довольны остались. Я остановился на?..
- Пеля чувствует настроения Вашего Величества.
- Угу. И как только мой Пеля начинает скакать и радоваться - я понимаю: подступает. И не всегда, но довольно часто удается умять ненужный гнев мой обратно в мешочек, сердцем именуемый. Так что и Пеля может приносить сугубую пользу, если распорядиться им правильно. Как тебе ящерки?
- Превосходны, как всегда. Показались суховаты, но как раз таких мне и хотелось сегодня, чтобы постные и зубам сопротивлялись. Отец...
- Да, я слушаю?
- Есть ли какие-нибудь особые правила - в государственной вестовой службе против домашней - которые следует знать и которых я не ведаю?
- Ха... ну ты и вопрос задал. Я же не вполне представляю, что именно ты знаешь и чего не знаешь... Или ты интересуешься государственными секретами управления?
Токугари раздвинул губы в придворной улыбке, чтобы легче было схитрить и отступить от щекотливой темы, но вдруг решился:
- Именно. Ответственность - это ответственность, и лучше бы к тяжести ее примеряться заранее, чтобы не надорваться в самое не вовремя.
Император собрал со стола мелкий съедобный мусор, щепотью в ладонь, крошку за крошкой, и ссыпал в опустевший кувшин. Принц терпеливо ждал.
- Хорошо. Для начала отвечу одним словом, если этого покажется тебе недостаточным - разверну. Надежность. Ну, что? И доверие. То есть двумя словами: надежность и доверие. Что скажешь?
- Отец... Гм, государь, мне кажется, что я понимаю, о чем вы изволите говорить. Та обыденная надежность, вполне приемлемая для сообщений из домашнего замка, либо с полей, где собирается урожай, либо от главного егеря, когда он шлет гонца о том, что зверь уже высле...
- Да, да. Учись высказывать свои мысли кратче. Всей этой обыденной надежности в государственной службе сообщений недостаточно. Даже я бы сказал: совершенно недостаточно. У государственной надежности несколько граней, которые я не считал, но все до одной прочувствовал руками, сердцем и задницей. Рассмотрим некоторые из них. Вот я - государь-император всея Океании. Нет в пределах Империи воли выше моей... кроме воли богов разумеется, но они редко лезут в обыденность, доверяют мне, а скорее - ленятся...
Токугари с привычным благочестием дернул ладонью, в ответ на отцовские святотатства, но тот даже и не подумал оправдываться.
- Для удобства будем считать - доверяют. Чтобы чем-то там управлять - нужно знать предмет, понимать - чем ты управляешь и как оно выглядит, из чего сделано, что может, чего не может, сколько жрет ежедневно и так далее. Государство наше велико, оно огромно. Чтобы обычному путнику пересечь его с запада на восток - потребны не дни, а недели, месяцы. Чтобы со всех сторон обойти его по рубежам - потребуются долгие месяцы, а то и годы. Но у меня нет на это ни сил, ни времени, и у тебя не будет. А главное - и необходимости в этом нет, ибо подданные государя - суть глаза и уши его, если государь умен и умел в обращении с нижерожденными и нижестоящими. Вот она - первая надежность: правильно выбирать и неустанно заботиться, чтобы верными и чуткими были глаза и уши эти, чтобы все улавливали и ничего не искажали. Но человек - всегда человек, из плоти и ошибок соткан, поэтому - удвой эту надежность, утрой ее: пусть по одному необходимому предмету будут у тебя несколько точек обзора, несколько мнений разных людей... А уж от тебя будет зависеть - как сложить их в собственное, единственно верное мнение.
- Отец...
- Ты меня перебиваешь! Я так с мысли сойду!
- Прошу прощения, государь! Я... можно я буду записывать? Я просто боюсь упустить важное.
Император покосился на беснующегося домового и взял себя в руки.
- Нет. Потом запишешь. Если надо - я тебе сто раз все повторю, но пока ты должен уловить и выстроить внутри своего разума общую картину, так сказать, общий чертеж, без подробностей. Хорошо?
- Да отец!
- Различные мнения по одному вопросу от разных глаз и ушей. Но. Империя, повторяю, огромна, Империя заметно крупнее всех ее соседей. У меня есть восточные провинции, западные, северные, южные, срединные, у меня есть города и уделы, есть столица, есть рубежи, есть эти самые соседи, мирные и не очень, есть посольства в них, наши лазутчики, само собой. Донесения идут со всех сторон, каждый день, каждый миг, из всех уголков невероятно огромного мира, который еще больше империи. Чтобы все их воспринять, я уж не говорю - осмыслить, необходимо время. Мое личное человеческое время предполагает потребность в отдыхе, в принятии пищи, в удовлетворении всяких иных многочисленных человеческих нужд... За вычетом всего этого - государство. Я и так уже много лет поставил во главу всего именно работу, а на другое-остальное - выкраиваю мгновения и чувствую себя при этом негодяем, обкрадывающим империю, трон, династию... Но если бы я напрочь, под корень лишил себя сна, еды, охоты, зрелищ - я бы все равно не успел бы перебрать и тысячной доли всего того, что требует моего хозяйского внимания и догляда. К моим услугам все подробности, вплоть до мельчайших, обывания любого из уголков моего всеимперского удела, но потрогать, заглянуть в каждый - ни рук, ни пальцев, ни мгновений не хватит. Как быть?.. Это я себя спрашиваю, не тебя, Пеля! Как быть со всем этим? В каждый - могу, а во все - не могу. Приходится делать страшное, то, чего в нашем с тобою ремесле, Токи, надобно бояться как огня и чумы: приходиться оказывать доверие, доверять. Да, доверять донесениям, которые пришли от других людей, доверять самим этим людям, и, наконец, доверять власть! Не всю, не всем, выборочно, крохами, с угрозою отнять доверенное вместе с их презренными жизнями, но... Канцлер мой, Бенгироми Лаудорбенгель... как это я за пятьдесят лет язык не сломал об его имя?.. Старина Бенги утопает в делах, которые я ему доверил, не в силах самолично ознакомиться и с тысячной долей их, поэтому канцлер мой, облеченный властью именем моим, набрал себе свору подручных, которым он, в свою очередь, перепоручает дела и которые жизнью отвечают перед ним за свою сметку и добросовестность, точно так же и Бенгироми жизнью отвечает передо мною. Примерно такая же картина и в берлоге у главного оберегателя империи Когори Тумару: он в отъезде, а его людишки шуршат, все дела ведут. Он их проверит, когда вернется, а я его. А как иначе??? То же и в ратуше у нашего дорогого оберегателя столицы, и в ратушах наместников провинций: все, все они - те самые нити, глаза и уши, с помощью которых я правлю империей. То же и с имперским военным советом, который, кстати сказать, должен бы почаще собираться, да здесь уж только моя вина, мне упрек. Стоит ли упоминать, что связь между всеми нами должна быть неукоснительной и бесперебойной, и всегда с оглядкой на меня?