Но и то были еще не все подарки лазутчицам: осмотрелись, а две из них уже мертвы, с лошадей попадали, и у каждой в груди швыряльный нож по рукоятку вогнан - когда успел их послать этот подлый цуцырек???
Первым позывом у полусотницы Змей было - всею полусотнею обогнуть заграды, взять след и, конными ли, пешими, догнать негодяя во что бы то ни стало! Своих ведь не бросают! Но одержали верх здравомыслие и воинский артикул:
- Сомкнуть ряды. Сабли наголо. Готовность - боевая. Нашу Тургун мы потом найдем, когда выполним главное, найдем и отомстим. Он далеко уйти не успеет, и она жива, не для смерти взята. Вперед, туда где главная площадь этого крысятника, там поймем, что к чему. Горулю и Нож оставьте пока лежать, где лежат, только пояса с оружием снимите.
Малочисленных зрителей как вихрем сдуло из-за плетней и сараев, только вились - нет никого! И правильно сделали, даром что старые и малые: рассвирепевшие воительницы долго раздумывать не станут - утыкают стрелами любой неосторожный шорох.
В напряженном безмолвии отряд лазутчиц стал продвигаться к деревенской площади, туда, где обязательно должны бы находиться дом тиуна, храм какого-нибудь божества и трактир либо кабак. И действительно: вон он, кабак, ветки папоротника по-над окнами! А перед кабаком зыбко стоит в дымину пьяный детина, издалека видно, что конопат и волосы рыжие. Да не просто стоит, раскачиваясь на толстых ногах, а мочится посреди дороги! Если и был в том детине стыд перед людьми и богами - прямо ведь напротив часовенки безобразничает! - так, наверное, весь стыд в вине утонул.
Змей не даром выбилась в полусотницы: успела сделать выводы из ранее случившегося, близко подъезжать не стала и остальным не велела: луки наизготовку и следить по флангам!
- Эй, любезный! Не подскажешь ли, где местный тиун, либо кабатчик? Как их увидеть?
Рыжий пьяница к этому мигу уже успел покончить с начатым делом. Он резко вскинул непокрытую голову, словно только что обнаружив, что не один на площади. Был он постарше того, первого разбойника (явно, совершенно явно, что и этот мерзавец той же породы!), лицо бритое, но также весьма молод и также весьма здоров, посильнее того, первого будет (мелькнула в голове у Змей еще одна тревожная мысль). Один глаз почти заплыл от здоровенного синяка, другой смотрит, но - видит ли, при таком-то состоянии? Оказалось - видит.
- У! Уа-а-а!.. Бабы... Кусай меня четверо! Бабы! Ур-рааа! Значит, дождались...гы-ы... Да премного, да превкусные!..
'Дождались'? Что значит - дождались? Змей была не из тех глупынь, кто пропускает мимо ушей даже случайные обмолвки окружающих. Но этого стоеросового болвана необходимо привести в чувство и допросить! Церемониться с этаким необязательно, империя собственных татей перед честными людьми не покрывает, даже перед чужеземцами... Воительницы назубок сие выучили, как и многое другое, могущее пригодиться на дорогах чужого государства. Змей примерилась и хлестнула плетью на всю длину, с тем чтобы не попасть на захват, как это случилось с беднягой Тургун, она даже высвободила кисть руки из плетевой петли, чтобы избежать любых случайностей. Плеть угодила точно по рыжей маковке: и очень больно, любой хмель от такого хлеста соскочит, и никаких особо важных повреждений, во всяком случае - испытуемый говорить сможет.
Детина ухватил рукой намокшие кровью лохмы:
- За что!??
И действительно: понимание резво к нему вернулось, стоило ему увидеть неповрежденным глазом собственную кровь на растопыренных пальцах.
- За все. Чтобы лучше понимал вопросы. Ты готов отвечать?.. - Змей выждала пару мгновений. - ...Первый тебе вопрос...
Детина рыкнул и завел обе руки за спину: правую ввысь, к торчащей над плечом рукояти двуручного меча, левую вниз, к ягодицам, чтобы оттуда подбросить вверх и в сторону кончик ножен - пьяный ли, трезвый, он явно умел быстро выхватывать к бою громоздкий меч. Однако воительницы были наготове, и четыре стрелы почти насквозь прошили могучее тело. Да, видимо, слишком щедро отпущено было здоровья и мощи этому рыжему: вместо того чтобы упасть в конвульсиях и немедленно умереть, детина выхватил меч и одним ударом снес голову кобыле полусотницы Змей - еще бы чуть-чуть, и ее бы рассек поперек груди, но повезло, выдержали латы, да и замах был поспешен... Разбойник закашлялся, захрапел кровавыми брызгами, но успел пробежать еще четыре полных шага, на каждом шагу отвешивая в стороны по удару огромного меча...
Он уже был мертв, этот рыжий, а воительницы, обезумевшие от боевого ужаса и вида пролитой ими крови, все еще тыкали саблями в гору обмякшей растерзанной плоти. Две самые верные помощницы помогли своей старшей выбраться из-под лошадиного трупа, на ходу ощупывая ее тело опытными пальцами, в поисках ран и повреждений, ибо сама она, в горячке боя, могла и не почувствовать этого сразу...
- Нет, нет, Акульчик, все в порядке, я цела... даже, по-моему, не ушиблась... Что тут у нас?.. Эй, чего сгрудились? Хватит фарш молоть, мертвее он не будет, разобрались по местам! Горулину кобылу ко мне! Строиться, я сказала! По сторонам смотреть! Рассчитались по артикулу!
Итоги смотра были ужасны: позднее утро не успело смениться полуднем, а отряд лазутчиц уже потерял пять человек убитыми, не считая раненной в плечо Жало и украденной Тургун. И две лошади загублены: одну рыжий убил, другую ранил, пришлось быстро прирезать, освободить от мучений...
Змей теребила на груди края криво рассеченных лат и лихорадочно размышляла, с саблей в руке... Три десятка натянутых луков были направлены на входные двери трактира. Что-то такое странное происходит, внушающее безотчетный ужас... Надо немедленно понять нечто важное, иначе... Четыре воительницы вышли наконец из кабака, между ними трепыхается хлипкий седой человечишко... А вдруг и он сейчас начнет убивать... Нет, этот - обычный, хвала богам...
- Ты тиун?
- Нет. Никак нет, пресветлая сударыня! Я тут временно поставлен... Прежнего-то тиуна еще весною убили.
- А, так ты кабатчик?
- Да, ваша милость. Но тоже с весны. Старого-то Груху убили разбойники, еще раньше, чем тиуна Марта.
- Так это были разбойники? Оба?
- Да, ваша милость.
Змей мрачно ухмыльнулась и поднесла острие сабли вплотную к глазам этого трусливого человечка.
- А откуда ты знаешь про второго? Я ведь тебе о нем ничего не говорила?
Человечек затрясся и попытался упасть на колени - две воительницы, стиснувшие человечка с боков, не позволили ему этого сделать.
- Но вы ведь сами изволили сказать: оба. А вчера и сегодня у нас только они и были, Мурзенок и Конопатый.
- Вот этот - Конопатый?
- Он, пресветлая сударыня. Был.
- А как другой выглядел?
Кабатчик заюлил, якобы затруднился с ответом. Наконец выдавил из себя:
- Обнаковенно выглядел. Две руки, две ноги...
- Еще точнее?
- Здоровый такой. Он как раз Конопатому в глаз вчера заехал.
- За что?
- Да кто их знает, чего они там повздорили... Тати, одно слово.
- А что они тут делали?
- Ох, не знаю, пресветлая сударыня. Ничего я не знаю...
Змей пребывала в нерешительности: с одной стороны очевидно, что кабатчику что-то такое известно и что говорить об этом он не хочет... А с другой стороны - боязно самоуправствовать в чужих землях: одно дело разбойника в свою защиту зарубить, но совсем иное - поднять руку на имперского чиновника, пусть даже на мельчайшего, временно назначенного тиунишку захолустного селения... Как быть?
- Змей... Змей! Едут! Целый отряд!
- Вижу! Не стрелять! Только по моей команде! Коня мне!
Змей и ее ратницы входили в село через северные ворота, а теперь, навстречу им, вымахнули из южных ворот и подскакали к площади незнакомые всадники... десятка два их... Увидели направленные в них луки, прикрылись щитами и заклятьями...
Эти не стреляют - и эти остановились, не нападая.
- Я рыцарь Керси Талои, предводитель отряда разведчиков при войске его светлости герцога Когори Тумару. С кем имею честь?
Уж что-что, а как выглядят войсковые подразделения имперцев, воительница Змей знала назубок: за время 'гощения' при императорском дворе была у нее такая возможность и она ею воспользовалась. И она учила, запоминала, и Ясный День, и десятницы, и даже рядовые ратницы - а как же иначе: служба, военная и посольская! И имя императорского сановника Когори Тумару ратницам известно.