Так появился Пеля, несчастный озлобленный домовой, у которого вся радость его полужизни заключалась в том, чтобы выбесить ненавистного хозяина и вдохнуть, насладиться аурой его бешенства... Пеля запрыгал, радуясь - стало быть, звоночек: остановись, отдышись, постарайся опомниться и не дать захлестнуть свое Я разрушительной волной бессмысленного гнева... Не всегда помогает звоночек, но нередко.
Так появились совместные ужины с императрицей, где он рассказывал ей о своих делах, кое-что, без подробностей, один на один, а она, в свою очередь, вываливала целый ворох свежих придворных сплетен, иногда лишь высказывала свое мнение, когда государь прямо спрашивал его.
Начинался такой ужин совершенно по старинным обычаям: с герольдами, с трубами, одна маленькая свита всколыхнется во взаимном приветственном поклоне перед другою свитой, потом все рассядутся 'без чинов', однако в строго отмеренном порядке, за малый 'домашний', персон на сорок, стол... Этикет на каждом вздохе, толком поесть некогда, не уронив чести и приличия, а уже потом... Вот потом приходит время истинного ужина: 'в два фиала', когда государь и государыня переходят за крохотный отдельный стол, накрытый - по погоде - в открытом саду, либо в оранжерее, либо в личных покоях Ее Величества. Надежно укрытая оградами, стенами и заклятьями от досужих глаз и ушей, императорская чета предается скромному семейному общению: Его Величество может собственноручно разрезать на порции мясо или фрукт, а Ее Величество красиво разложить это на блюде, не привлекая слуг или магию... И они беседуют вволю, без этикета, забыв о собственном величии. Иногда, весьма редко в последние годы, вечер плавно переходит в спальню Ее Величества и превращается в ночь...
- Мой августейший друг, ты бы не налегал на жирное, завтра ведь опять устроишь разнос своему Бенги, хотя сейчас предполагаешь обратное. Давай, я тебе лучше ягодок положу?
- Почему это я устрою разнос? Он зело старателен нынче, ошибок в том деле... о котором я упомянул, пока не допускал - почему разнос, Гуфи?
- Потому, мой грозный повелитель, что твоя дорогая печеночка будет завтра болеть и заставлять тебя сердиться... Впрочем, пусть все будет, как ты скажешь, а не как я скажу.
И ведь верно! Болела печенка, возникал внезапный разнос!
Императрица, в силу своего мягкого характера, не умела спорить и ссориться надолго, поэтому императору самому пришлось приспосабливаться и внимательнее относиться к ее речам, чтобы не гасить в зародыше и не упустить без пользы слова ее возражений...
Так появилась еще одна тайная обязанность для Когори Тумару, который получил однажды нешуточный приказ с нешуточными угрозами: Во имя империи, рискуя жизнью и положением, возражать - пусть только на словах, но возражать - императору, если это, по мнению сановника, может принести пользу трону. И Когори слушался, рисковал, возражая, и не раз бывал на волосок от плахи... Зато теперь он в ответственейшем, якобы 'в служебном походе', и император верит ему, как никому другому, ждет не дождется от Когори важных и правдивых вестей... Ну, конечно, приданы ему для верности и другие люди, незаметные, доглядывать и доносить непосредственно императору, но это уж так полагается, высокого доверия сие не отменяет.
Так, наконец, появились кабинетные посиделки с сыном, когда принц-престолонаследник, не привыкший по-настоящему бояться в своей жизни кого-либо и чего-либо, то и дело перечил отцу, либо высказывал несколько иное мнение, либо находил изъяны в императорских рассуждениях... Это при том, что к трону не рвался, против отца не умышлял, ни деяниями, ни мечтами. Стало быть - еще одна опора.
Все они, включая даже Пелю, склонялись перед его всесокрушающей волей, стоило лишь отдать окончательный приказ, подводящий черту под сомнениями и размышлениями, но без этого живительного сопротивления - очень туго бы пришлось государю и государству. Это как битва на мечах: будешь упражняться на безответном чучеле, на слабосильном противнике, на угодливом учителе - никогда не станешь бойцом, никогда рука твоя не обретет могущества и силы, быть тебе в мирное время посмешищем, а в военное - пищею для падальщиков.
Разумеется, люди, выбранные императором для доверия, и нелюди, вроде домового на цепи, всегда плели против императора свои маленькие хитрости, но тут уж ничего не поделаешь, тут единственное безвредное лекарство - терпение (а для Пели вдобавок - серебряная цепь), человеческую природу под силу исправить только богам, но богам она и нынешняя годится, людские совершенства им глубоко безразличны, в отличие от жертвоподношений. Да... Годится-то она годится, но Морево нагрянет вот-вот, и от человечества даже праха не останется. А разве не боги его насылают?.. Как раз получается, что и не боги, иначе не стали бы они о Мореве предупреждать. Ишь, обеспокоились... Еще бы, а кто им будет кумирни маной умащивать, алтари дарами заваливать?
Император поежился от этого сверхкрамольного богохульства... Кажется, он это не вслух... Тогда - кто его насылает, если даже Матушка-Земля встревожилась? Не Солнце ли? Ох-х... дела-делишки, тела-людишки... Почему всегда так получается: бессмертные божества играют в свои бесконечные игры, а простым смертным - расхлебывай и распутывай... Как будто бы взамен истраченной в трудах и заботах жизни упадет в подарок еще одна, которую можно будет сплошь пустить на отдых и удовольствия? Может, оно и так, но свидетели оттуда, из-за края бытия, никогда еще не возвращались с новостями, кроме как во снах и видениях, но там они путаются в своих рассказах и чаще всего изрекают невнятное...
- Н-ну... более или менее... Работа - она и есть работа. Мое Величество изволило слегка опоздать к Твоему Величеству, сударыня государыня, за что мы все, я и моя свита, приносим глубочайшие извинения, но мой голод от этого только вырос. Что у нас сегодня во главе атаки? Фаршированный кабан? Нет, правда? Ты угадала сиюминутное сокровенное: изнываю - хочу фаршированного кабана! И чтобы с корочкой!.. А чем фарширован?
- Тушеными зунчиками, дорогой государь. Которые, в свою очередь, наполнены обжаренными в масле корешками простонародного кувышника.
- Я грезил об этом, Пеля не даст соврать! А попить что?..
И это был хороший вечер, вкусный ужин, приятная беседа с государыней... О, как она возликовала, увидев землянику, для которой время спелости завершилось еще летом! И она же чуть не заплакала, почувствовав, что никакой магией не сохранить на память эту хрупкую свежесть, этот восхитительный робкий аромат...
- Если Твое Величество позволит мне, я скушаю эти ягодки потом, наедине, чтобы никто не видел, как исчезает красота... Хочешь ягодку? Даже... две? Мне не жалко, честно-пречестно! Почему ты смеешься?
- Хорош бы я был - объедать подаренное! Всё на сегодня. Я бы у тебя остался, Гуфи, да тут Мурги, змей эдакий, прокрался и доложил, что с западной границы срочные вести. Надо идти, читать.
- Что-нибудь... то самое?..
- Морево? Нет, к счастью. Согласно предзнаменованиям, до него еще есть толика времени, когда я могу попытаться что-то сделать. Там какая-то ерунда с посольствами приключилась, с купеческими, которые тебе вот этот перстень подарили. От двух городов, помнишь? Вот, по обратному пути на них разбойники напали, и они были вынуждены прибиться к войску нашего Когги Тумару. Ну что ты на меня так смотришь? Ты пойми, Гуфи, я себе дал нерушимую клятву: пока все так или иначе не разрешится с этими дур... с этими предзнаменованиями богов, я буду вынужден немедленно воспринимать все вести с западных границ, даже пустячные. Слово такое себе дал, понимаешь?
- О, император моего сердца, в моих глазах всего лишь грусть. Я на тебя смотрю без обиды, но с превеликим сочувствием. Ах, если бы такая старуха, как я, чем-то могла тебе помочь, если бы я только могла...
- И так хорошо помогаешь. Все, я пошел. Да, как тебе наш Токи?
- Он... остепенился, с семьей больше времени проводит, он стал очень славный, не брани его слишком часто, мой дорогой, ладно?