— А я тебе говорю, — не унимался Беляев, — что дядя существует. Причем миллионер, и даже нефтяной король.
Мне надоело спорить:
— А может, ты и прав...
Еще больше поразило меня другое. В редакции повторялась одна и та же фраза:
«Ведь он хорошо зарабатывал...»
Людям в голову не приходило, что можно руководствоваться какими-то соображениями помимо денежных.
Да и не могло им такое в голову прийти. Ведь тогда каждому следовало бы признать:
«Человек бежит от нас!»
Чем хуже, тем лучше
Летом 76-го года я опять послал книгу в издательство. На этот раз — в «Советский писатель». Впервые я обратился сюда пять лет назад.
Меня тогда познакомили с издательским редактором. Она предложила мне зайти. Рукопись потом лежала у нее четыре месяца. Я появлялся каждые две-три недели. Редактор опускала полные слез глаза:
— Это так своеобычно...
Однако книга моя так и не была зарегистрирована.
Я не обижался. Знал, что прав у редактора никаких.
— Допустим, я отдам вашу книгу на рецензию. А вдруг ее зарежут? Когда еще вы напишете вторую? — уныло шептала она.
— Я уже написал вторую книгу.
— Ее тоже зарежут. Нужно будет ждать третью.
— Я уже написал третью книгу.
— Ее тоже зарежут.
— У меня есть четвертая.
— Ее тоже...
— Пятая...
— И ее...
— Шестая...
К этому времени у меня было шесть готовых сборников.
Редактор хотела мне помочь. Но что она могла — бесправная, запуганная, робкая?!.
Теперь я решил действовать четко и официально. Никаких товарищеских переговоров. Регистрирую книгу. Жду рецензии. Потом... Что, собственно, будет потом, я не знал.
Я был уверен, что рукопись мне возвратят. Зачем же, спрашивается, шел я в издательство? Неискушенному человеку это трудно объяснить. Казалось бы, все понимаешь. И все-таки надеешься...
Книгу зарегистрировали. Я положил ее на стол Чепурову. Главный редактор увидел название и сразу же заметно поскучнел. Он ждал чего-нибудь такого: «Герои рядом» или, как минимум, — «Душа в строю». А тут — загадочные и неясные — «Пять углов». Может быть, речь идет о пятиконечной звезде? Значит, глумление над символом?
Я ждал три месяца. Потом зашел в издательство.
— Это так своеобычно, — начала было редактор.
Я вежливо прервал ее:
— Когда будет готова рецензия?
— Я еще не отдавала...
— Почему?
— Хочу найти такого рецензента...
— Не ждите. Отдайте любому. Мне все равно.
— Но ведь книгу зарежут!
— Пускай. Тогда я буду действовать иначе. — (Как?) — Мне надоело. Есть у вас какой-нибудь список постоянных рецензентов?
— Есть. Вот он.
— Кто там первый?
— Авраменко.
— Отдайте ему.
— Авраменко поэт. Кроме того, он недавно умер.
— А кто последний?
— Урбан.
— Жив?
— Конечно. Господь с вами...
— Дайте Урбану.
— Действительно. Как я не сообразила?! Урбан — знающий и принципиальный человек. Он поймет, насколько это своеобычно...
Я ждал еще три месяца. Затем написал в издательство:
Уважаемые товарищи!
В июле 1975 года я зарегистрировал у вас книгу «Пять углов» (роман в двух частях). Прошло шесть месяцев. Ни рецензии, ни устного отзыва я так и не получил. За это время я написал третью часть романа — «Судейский протокол». Приступаю к написанию четвертой. Как видите, темпы моей работы опережают издательские настолько, что выразить это можно лишь арифметическим парадоксом!
Смысл и цели этого письма казались мне туманными. Особенно неясным выглядел финал.
Кстати, чаще всего именно такие письма оказываются действенными. Поскольку вызывают у начальства тревогу.
На одном ленинградском заводе произошел такой случай. Старый рабочий написал директору письмо. Взял лист наждачной бумаги и на оборотной стороне вывел:
«Когда мне наконец предоставят отдельное жилье?»
Удивленный директор вызвал рабочего:
«Что это за фокус с наждаком?»
Рабочий ответил:
«Обыкновенный лист ты бы использовал в сортире. А так еще подумаешь малость...»
И рабочему, представьте себе, дали комнату. А директор впоследствии не расставался с этим письмом. В Смольном его демонстрировал на партийной конференции...
Через шесть дней мне позвонили. Рецензия была готова. Так я еще раз убедился, что доля абсурда совершенно необходима в ответственных предприятиях.