Он принял таблетки, разделся и упал в кровать. Из-под балконной двери отчаянно сквозило. Завтра, всё завтра. В коридоре послышался быстрый топот крепких, словно копытца, детских пяток. Егор не успел удивиться – его мгновенно затянула вязкая топь сна.
***
Спал он урывками. И когда просыпался, осознавал боль: болела голова, зреющий прыщ над губой, иссечённые осколками руки и ещё что-то внутри, в самом подвздошьи. «Утром надо вызвать врача», – думал Егор и снова проваливался в беспамятство.
Перед утром ему приснился кошмар. Он видел молодую мать, которая грудью кормила дитя. Младенец, розовый и пухлый, как на Рождественских открытках, жадно сосал, похрюкивая и причмокивая. А мать – то ли мадонна, то ли Лида – поддерживала его за попку, с которой свешивался белёсый крысиный хвост. И улыбалась гордо и умильно. Внезапно детская кожица стала лопаться и расползаться, открывая сырую плоть. Но гниющий заживо младенец продолжал сосать, хрюкать и чмокать, как ни в чём не бывало. Как же он вонял! Егор задыхался от этой вони.
Насытившись, младенец отвалился от груди, сжал кулачки и свирепо погрозил ими. А мадонна Лида с укором посмотрела на Егора, обеими руками протянула ему кусок тухлого мяса, что минуту назад был ребёнком, и с надрывом спросила:
– Зачем ты убил моего мальчика?
– Ты сама так решила, – открестился Егор.
– Нет, это ты меня заставил.
***
На третий день Егор уже не отделял реальность от фантазмов расплавленного в жару воображения. Зато Лида перестала скрываться и освоилась в доме как хозяйка, которой мечтала стать, но так и не стала при жизни. Егор слышал, как она хлопотала на кухне: включала воду, звенела посудой. А потом возвращалась и, обжигая ухо холодом, шептала:
– Ты думал, я отпущу тебя? Нет, Егорушка. Мы – семья: ты, я и наш мальчик.
– Уйди, – в последнем проблеске сознания заупрямился Егор, – оставь меня. Ты – мёртвая.
– Смерть – это другая жизнь. Мы скучаем по тебе. Поторопись.
Лида всё шептала и шептала – убеждала смириться и принять неизбежное. И обессиливший Егор устал противиться. Ведь им когда-то было так хорошо вдвоём.
– Готов? – Лида безошибочно угадала момент, когда он решился.
– Да.
– Пойдём, – она протянула Егору узкую ладонь. Он принял руку Лиды и увидел впереди сияющий ослепительным магниевым светом тоннель.
Ремиссия
Я не могу, не могу… С тех пор, как ты ушёл, моя жизнь остановилась. Мелькание минут на дисплее часов, смена дня и ночи – это всего лишь иллюзия. Я застыла в пустоте. Внутри меня болит пустота. Ты ничего не оставил после себя. Ты всегда был жадным и выжимал мою любовь всю – до последней капли. Но тебе и этого оказалось мало…
***
– А я даже рада, что вы расстались. Он тебе не пара.
– Мам, как ты можешь? Мне плохо без него, понимаешь, плохо! Я жить без него не могу, дышать не могу. А ты говоришь…
– Наташа, ты должна взять себя в руки! Нельзя так распускаться! Посмотри, во что ты превратилась?
– Мне всё равно!
– Не говори глупостей! Он – не первый и не последний. Через год ты сама посмеёшься над своими страданиями.
– Мам, прекрати! Извини… Мне нужно идти… Я к Тамаре.
– Ну, так-то лучше. Привет ей от меня.
***
– Ты же мудрая, Тамарка. Ну, помоги мне! Сделай же что-нибудь. Иначе сделаю я… То, о чём даже думать страшно. Но, кажется, это единственный способ остановить боль.
– Наташка, даже заикаться об этом не смей! Он не стоит тебя.
– Стоит – не стоит… Мы же не на рынке! С ним я могла быть собой. Даже лучше, чем собой. Но он ушёл, и меня больше нет. То, что ты видишь – это лишь пустая оболочка.
***
Я бреду по длинному полутемному коридору. Жарко, душно, влажно. Густой пар растворяет перспективу. Своды нависают низко, и с них падают тяжелые капли. Свет… Свет идёт откуда-то снизу, и от того тень моя ложится не на пол, а на стены. И на клубы пара. И колышется вместе с ними…
На мне длинная холщовая рубаха. Голова покрыта капюшоном, ноги босы. Вдоль позвоночника щекотно скатываются капли пота. Рубашка пропиталась сыростью и липнет к телу.
Куда я бреду, грешная, неприкаянная душа?
***
Тяжёлое дыхание подсказывает, что в дымной темноте пещеры кто-то есть. Кто-то огромный и ужасный. Страх поднимает дыбом волосы на теле. Я задыхаюсь от внезапного выплеска адреналина. Но убежать невозможно – отяжелевшие ноги прилипли к мокрому камню.