— Понятно. Раздевайтесь и ложитесь на кушетку.
— Совсем раздеваться?
— До пояса. Брюки расстегнуть и приспустить.
Олег уходит за ширму.
Врач еще раз смотрит на свет рентгеновский снимок, что-то обводит на нем кончиком пальца, что-то шепчет одними губами. Кладет снимок и заходит за ширму.
Олег лежит на кушетке, голый до пояса, в спущенных брюках. Врач склоняется над ним, начинает аккуратно прощупывать… Потом кивает:
— Одевайтесь.
Одетый Олег выходит из-за ширмы.
Врач что-то пишет, потом протягивает ему листок:
— Вот, купите это и принимайте за пол часа до еды. До каждой еды! Даже если вы просто решили перекусить… Как только освободится место в отделении, я вас госпитализирую.
Олег берет листок:
— Спасибо. Так что мне сказать жене? Будет ведь допрашивать.
— Пусть готовится ухаживать за вами. Полостная операция на желудке — дело нелегкое. Понадобится особая диета… А так — пока не надо настраивать себя и ее на что-то плохое. Вы молоды. Может быть, все обойдется одной операцией. Я позвоню вам в начале следующей недели и скажу примерную дату госпитализации.
— А я пока приведу в порядок дела и напишу завещание, — усмехается Олег.
— Это уж на ваше усмотрение… Некоторые люди склонны к перестраховке. Передавайте привет Диме.
— Передам. Спасибо. До свиданья.
— До свиданья.
Олег выходит из кабинета.
Врач, подождав немного, берет телефон и набирает номер.
— Савченко Дмитрия Алексеевича, пожалуйста.
— Савченко слушает.
— Дима? Это Миша.
— Привет. Ты… По поводу Олега?
— Да. Он у меня был.
— Ну, и как?
— Пока — не знаю наверняка, но честно скажу: прогноз не очень благоприятный. Ты говорил, у него ребенок маленький?
— Шесть лет сегодня исполняется…
— Сегодня даже? Бедняга…
— Олег?
— Да оба они бедняги. И Олег твой, и сынок его…
— Так у него рак? И все плохо?
— Нет, Дима, на самом деле это врачебная тайна. Диагноз мы говорим только близким родственникам. Как зовут его жену?
— Надя.
— Вот и спрашивай у Нади!
— Миш, но хоть что-нибудь сделать можно?
— Да, конечно, и на следующей неделе я его положу. И буду готовить к операции.
— Мишань, ну скажи мне все-таки…
— Все, Дима, меня больные ждут.
— Ну, ладно… На том спасибо.
— Да не за что. Подожди еще благодарить. Пока…
— Бывай, — грустно выдохнул Дмитрий.
Положив трубку на рычажок, врач взял со стола два рентгеновских снимка и посмотрел их на свет. Поморщился. Ему решительно не нравилось то, что он видел. Тяжелый случай. Запущенный. У этих молодых работяг-карьеристов всегда так… Много — нервничают и питаются не вовремя. А к врачу не обращаются, пока не становится совсем плохо… То есть — совсем поздно.
Михаил Львович Дворецкий очень не любил лечить безнадежных больных. Потому, что не терпел никакой бессмысленной работы. И Олега Говорова он согласился положить к себе в отделение только потому, что об этом просил его Дима Савченко, лучший друг школьных лет. Правда, с тех пор прошло много времени и они едва ли три раза в год созванивались, на новый год и в дни рождения друг друга… Но Михаил Львович не умел отказывать друзьям. Даже бывшим.
Олег в автомобиле, едет по улицам Москвы.
Видит церковь. Останавливается, выходит из машины. Идет к церкви.
Возле церкви — толпа нищих: старухи, старики, бомжи, грязные дети, женщины с опухшими от алкоголя лицами и с пищащими младенцами на руках. При виде хорошо одетого мужчины, дружно начинают канючить:
— Подайте ради Христа! Помоги вам Боже! Дай вам бог здоровья! Подайте копеечку, на хлеб!
Олег вытаскивает из кармана мелочь, начинает раздавать, стараясь побыстрее от них отделаться.
В стороне от остальных стоит нищий старик, будто мумия, закутанный в какие-то рваные тряпки. Даже все верхняя часть его лица закрыта тряпкой, видны только подбородок, покрытый седой щетиной, и рот. Старик не просит, не толкается среди других, а словно ждет. Олег, проходя мимо него, протягивает ему руку с несколькими монетами. Старик вдруг быстро и цепко хватает его за руку, за запястье. Олег, с брезгливой миной, пытается вырваться, но нищий держит его очень крепко.
— Ты чего, дед? Очумел? А ну, пусти! — возмущенно бормочет Олег.
— Успокойся. Я знаю, как тебе помочь, — проникновенно звучит мягкий, бархатистый, необыкновенно красивый голос нищего.