Горе. Проклятье она. Сгинь!..
Так в проломы пушечных ядер – устремляется конница и пехота,
но сначала от них, от ядер – дымные облака,
похожие на ничто, на смерть, наверное, или на что-то,
что ждет вас – за рваной звездой в железе, не переступишь –
обдирая бока – ту и себя пока...
---------------------------------------------------------------------------------------
Вячеслав Куприянов
МАЯКОВСКИЙ
Слон в посудной лавке поэзии
Восставший против башни из слоновой кости
Сам ставший вавилонской башней футуризма
Переходящей в водонапорную башню социализма
Которая согласно наклону времени
Все более смахивала на Пизанскую
Телебашня так и не дождалась его
ПАСТЕРНАК
Поэт курит с Байроном марихуану,
Хлопнув с Эдгаром По по стакану.
После с Есениным лезет в драку,
Как и положено Пастернаку.
Пишет роман, переводит сонеты,
С неба глядит на страницу газеты
Свет электрический гасит в ночи,
Так как не может жить без свечи.
По уши в Марбурге, в форточку машет,
С Геной Айги по-французски чувашит.
В веке своем стал важной главой.
А ведь уродился обычной травой.
------------------------------------------------------------------------------
Пауль Целан
(1920 – 1970)
ПСАЛОМ
Никому нас не вылепить снова из глины,
никому не воскресить наш прах.
Никому.
Хвала тебе, Никому.
Во благо твое
расцветем.
Тебе
вопреки.
Ничем
были мы, есть и будем,
в расцвете:
ничем –
Никому-розой.
С пестиком,
светлым душой,
с тычинками небеснопустынными
с цветком покрасневшим
от пурпура нами пропетых слов
о шипах, о
о шипах.
Перевел с немецкого Вячеслав Куприянов
----------------------------------------------------------------------------
Рисунок Кристины Зейтунян-Белоу
-----------------------------------------------------------------------------------
Иззет Меликова
Баку, Азербайджан
Je te salue, heureuse et profitable Mort
Des extremes doubeurs medecine et confort...*
Прошу, закройте мне глаза, чтоб я ослепла,
Склоните голову, пред этой тишиной
Я боль свою, как горстку тлеющего пепла,
Хочу одна развеять в комнате пустой
Ведь эта боль принадлежала мне…
Из глаз, сочится жидкий воск, и застывая,
Подобно огненной реке, и наяву
Я по течению плыву, изнемогая,
Цепляясь к берегу, содрав с нее главу,
Что некогда принадлежала мне…
Листок бумаги, что исписан мной небрежно,
Сорву, но мною не закончена глава
«И я с достоинством приму, что неизбежно…»
И хоть другим произнесенные слова,
Сейчас они принадлежали мне…
Среди седеющих равнин блуждает гордость
С поникшей головой, и черно-белый день
Переверну я, как страницу оды «Вольность»,
Что от свечи моей слегка коснулась тень
А гордость та, принадлежала мне…
И на душе так пусто. Горькая истома
Скользит по мне, как зыбкий серебристый свет
И разделяет шаг от бездны, два до дома
И этот дом, когда-то был теплом согрет
И то тепло принадлежало мне…
Исступленно скитаюсь по картине Гойя,
Ласкают нежно волны огненной реки
И если б не течение, то я бы стоя
Встречала смерть! Незваной гостье вопреки,
Сейчас бы аплодировала я!
Прошу, закройте мне глаза, чтоб я ослепла,
Склоните голову пред этой тишиной
Сейчас уже я горстка тлеющего пепла…
01.05.06
* О, смерть,я жду тебя, прекрасный, добрый друг!
Освобождающий от непосильных мук…
«Посланник к смерти» Ронсар. Шестистопный ямб
--------------------------------------------------------------------------------
Продолжение темы ПО № 8 «Ладья – Лад Я» –
Кира Сапгир
Париж, Франция
Шахматная плита
Когда говорят о шахматах, мне вспоминается одна история…
Но прежде чем ее рассказать, хочу признаться: я обожаю шахматы столь же пламенной любовью, сколь и платонической. Многие пытались научить меня играть в эту игру – но получалось у меня всего два хода. Зато они, эти два хода, получались такие гениальные, что учителя, затаив дыхание, широко открывали глаза и говорили: «Надо же…»
А потом – все! Я оставалась безнадежно парализованной перед доской, на которой только что началась, – ЖИЗНЬ! И какая жизнь! Вот бьется в агонии, как у Пикассо в «Гернике» вороной конь, а король, дрожа, завернулся в мантию, от ужаса закрыв лицо руками… И тура обрушилась, а ведь как была крепка твердыня! А все отчего? Какая-то чернь, какая-то пешка, серость – и вдруг начала грозить этому великолепному войску, этому черно-белому четкому миру. И я вижу, как из-за плебейской этой пешки этот мир необратимо меняется – но он меняется вообще все время, меняется, по нему бродят тени, он полон символов, контекстов, подобно китайским иероглифам, живущим по тем же законам – также меняют свой универсум в зависимости от соседства – то поле, то дырка, рыба, небо, тряпка или колесо…
И то же самое – когда гадаешь на картах: так и плавают смыслы, черные, красные, и вот уже тень падает на короля червей – твоего короля… а вредный валет бубен уж несет неблагую весть, которую вскоре раструбит чернь шестерок… Не думайте, что это уход в сторону от темы – это просто ход конем, имеющий к шахматам непосредственное отношение, и это вскоре станет ясно.
Итак, спускаясь однажды вниз по винтовой лестнице своего старого парижского дома, я на площадке обнаружила кота. Он был из чугуна, ажурного литья, с насмешливой мордой. Внутри был патрон, наверно для подсвечника… Откуда он у нас на лестнице взялся? Гулял сам по себе, вот и пришел, решила я и положила кота в свою сумку.
Кот оказался довольно тяжелым, поэтому мне стало лень заносить его к себе, заселять у себя в квартире. И я решила отнести кота к соседке Аиде. Соседка жила напротив.
– Откуда ты взяла ЕГО?! Это же ОН! Я его ищу давным-давно, обошла весь город! – вскричала Аида. И вот что мне она сообщила: она давно собирается на Монпарнасское кладбище, на могилу великого шахматиста Алехина, почитаемого ею. Алехин был страшно одинок, у него никого не было на свете, кроме кота. И кот сидел всегда возле него, прямо на столе, во время всех чемпионатов.
Мы отправились втроем на Монпарнасское кладбище, я, она и кот из чугуна. Пришли на могилу, накрытую мраморной плитой в виде доски для шахмат – и расстроились. Плита оказалась разбитой – за год до того, когда над Францией пронесся ураган… Мы поставили чугунного кота на разбитый шахматный мрамор. Выпили по наперстку земляничного пиренейского ликера и ушли. Было это 1 ноября, в День всех Святых. Год спустя мы пришли навестить Алехина и кота. Доску к тому времени поправили – постаралась Мировая ассоциация шахматистов. Но кота не оказалось.
– Не расстраивайся, что он ушел. Раз ушел, значит придет, – решила я, и так оно и случилось. На Атлантике, на острове Ре, где пляшут феи в лугах, заросших цикутой, а ветры разгоняют тучи, я встретила чугунную кошку. Немного помельче, из узорного чугуна и с тем же подсвечником-патроном. Она стояла в антикварной лавке и смотрела с очень загадочным видом. Нечего и говорить, что я купила ее и отвезла в Париж, где мой кот даже подошел к ней поприветствовать и был разочарован отсутствием реакции с ее стороны.
Близился новый День всех святых. Я пригласила Аиду к себе.