- Будет? - спрашивает Олег в сотый раз.
На слабый пол играет.
- Будет, - говорю.
Конкретность главное. Здесь и адреналин, но больше про будущее, про деньги, которые чаша изобилия и полный дом.
- А вас там грабили? - интересуется беспокойная соседка, - Вещи, деньги или машину у кого-нибудь? Чик?
- Типун тебе на язык, - говорит моя.
- Иди к черту, - вторит Олег
Стараюсь успокоить, ведь женщина, да и деньги трудные. Копеечка к копеечке. Мои тоже непростые. Надо понимать. Эмоции.
- Мы по объездной едем, не через Варшаву. А грабят, в основном, на выезде из столицы, там развилка такая нехорошая, с уступи дорогу.
- С чем? - интересуется моя.
- Знак такой, - говорит важно Олег.
Слово то, какое - грабят, аж самому прохладно, словно ветер кладбищенский дунул, и, вообще, не хочу развивать тему, проскочим, не в первый раз.
- С богом, - говорят жены, чуть ли не одновременно.
Моя зачем-то, сплевывает через плечо, его крестит уходящие спины.
И уже возле лифта:
- Права взяли?
- Что тебе сложила? - спрашиваю Олега, когда тот суетится с пакетом.
Пристраивает на столик у окна, то на сиденье возле стены.
- Да наложила всего, как в последний раз. Не пропадет, а деньги тратить не охота по пустякам.
- Это правильно, - говорю.
Поезд уже больше часа движется. За окном темно, мелькают ночные пейзажи. Дорожное полотно то выше, то ниже, болтает на поворотах. Когда мост или встречный, картины пролетают, словно "хичкок" и думаешь - хорошо, что окно плотно закрыто.
- А почему в Честохова, - интересуется партнер.
- Не в Честохова, а Ченстохова, Ченст..., поправляю, - Рынок там, в будни неплохой. И дальше от Варшавы. Ближе все выбирают неопытные, те, которые не знают.
Соглашается. Да и разговор так, ни о чем, просто, чтобы говорить. Маршрут давно известен. Озвучен заранее, еще под водку и каких-то аргументов против не найдено. Да и сложно это, аргументы, от человека, который первый раз пересекает границу. Чувствую, волнуется, переживает. Смотрит в окно, а пальцы мелодию отбивают.
- Сейчас бы рюмочку, - говорю и хитро подмигиваю.
- Ты что? - возмущается, - А как за руль? Сегодня же обратно.
- Да пошутил, не переживай.
Люблю ехать молча. Но тоже волнуюсь. Всегда так. Неизвестность - и что тебя могут ограбить или что-то случиться поломка там или авария, всякое бывает. Женам об этом знать не нужно. Им результат. Они все еще там на кухне, с бутылочкой сухого провожают, делятся. Еще раз плюют или стучат по дереву, а может, примеряются уже к новым покупкам. Рассказывают, как оно будет. Продолжение того прежнего диалога в отсеке.
Ок. Это их жизнь. Разве мы против? Наше - купить. Сделать правильно, без проколов, ошибок, чтобы не фуфло, какое. Чтобы добежала до дому без приключений. Все остальное потом. Всякому переживанию свое время. А то начнешь думать, как удачнее продать то, что еще не купил. Мрак.
Закрываю глаза и делаю вид, что сплю. Через некоторое время:
- Спишь?
Ох, переживает, крепко переживает и на меня грусть нагоняет. Нет, чтобы анекдоты какие, истории веселые. Но попутчик задумчивый. В любом случае он свой, понятный, и вдвоем легче, даже когда тьфу, тьфу, поломка или ограбят. А сам-то, когда в первый раз? Не помню. Видно, то же самое. Руки тряслись. А ведь продал первую, еще до поездки, еще не видя, продал, или начал продавать. Ночью, во сне. Перед отъездом.
- Сплю, - говорю, - А ты?
- А я не могу. Думаю.
- О чем?
- Какую машину лучше купить.
- И какую?
- Крутую, чтобы лучше продать.
- Ну и ладно, - говорю.
Границу проходим без проблем. Лица, документы и жалкие пожитки не вызывают вопросов. Знают за чем и прятать что-либо не имеет смысла.
- Сколько денег, - спрашивает таможенник.
- В декларации указано, - говорю.
Олег исполняет все, что сказал до этого. Правильно исполняет.
- На границе сиди и смотри в окно, не суетись. Они не любят суеты. Глаз наметан, - наставляю перед остановкой.
- Первый раз боязно, - говорит, когда в форме уходят.
- Не ссы.
В Варшаве утро. Очень рано. Перрон пустой. Зябко. Ощущение, что одни, хотя пару силуэтов маячат. Прохладная роса на дорожной плитке, на поручнях невысокой лестницы, на вокзальной двери. Где-то далеко встает солнце и отражается от стекла.
- Без двадцати пять, - говорит Олег.
- Это по-нашему.
- Ну, да.
В окошке молодая блондинка.
- Проше пани до Ченстохова, два.
Здесь привыкли к смеси польского и разного. На пальцах уточняем время, и она пытается что-то пояснить. Нам побыстрее, показываю рукой, словно завожу двигатель. Блондинка приветливо кивает, мол, поняла.
Потом табло с крутящимися, как домино ячейками. Язык не сложный, тем более знаем пункт назначения и время, в которое два раза ткнула ручкой кассирша.
Электричка полупустая, поляки сонные, как наши. И голова, склоненная к груди, и взгляд, отрешенный в окно. Одинаковые мы и, просыпаемся одинаково и лица утренние суровые, смотрящие сквозь предметы.
Вновь дорожные пейзажи, перестук колес. Бесконечность и ерзание на затекшей опоре.
Большая часть пройдена. Вроде веселее. И само утро, оно всегда начало. Все по плану.
- В Ченстохове будем к восьми, за час доберемся до рынка, - говорю, тихим оптимизмом, чтобы не разбудить соседей.
Для меня ничего нового, особенно за окном. Олег смотрит, что-то пытается сказать, чувствую по нервозности, но молчит.
- Вот, кажется, город, - говорю, так, чтобы говорить, - Но разделен на две части - дома, улицы, а по центру граница. В одной, ты что-то понимаешь, где поляки, в другой ни бум-бум. Но один город и только будочки переходов. Таможенники пограничники. Поляки туда с сигаретами, водкой, ну а немцы с пустыми баками заправлять машины.
- Куда мы едем?
- Нет, это Герлиц - Згожелец. На польской Згожелец, на немецкой Герлиц. Красивый город. Да и все города здесь и там красивые, Европа. А еще нравятся полицейские в Германии, их пистолеты. Рукоятка оголена, только перемычка. И ощущаешь некую силу, власть. Как нарочно. У наших все закрыто. Можно вообще ничего не носить. Так, для вида.
Вроде и поспать надо. Но что-то не спиться. Уже скоро. Уже подсасывает. Нерв нарастает. Закрываю глаза и вижу, как подъезжаем к Бресту. Именно к нему, обратно. Словно наркотик какой. Рефлексии. Хочется, быстрее. Достали эти вояжи. Ох, как достали.
Если бы кто сказал, что буду когда-то машины гонять - плюнул бы в лицо. Ну, или презрительный взгляд, на худой конец.
Папа тогда гордился. Сразу, после института.
- В министерстве работает, - говорил гостям.
На дне рождении или так, по-соседски.
Если уединялся с кем-то, на перекур, добавлял, чтобы "посторонний" не слышал:
- Ну, министры там всякие, шишки, Совмин в том же здании. Понимаешь.
Понимал? Просто ощущал некую потребность хозяина выговориться.
Любил родитель знаки всякие, должности громкие. Мечтал. Слабость такую имел. А вдруг?
Но не вдруг. Впрочем, вдруг, но не так, как представлял. Кувырком.
Конструкция вдруг сломалась и в глазах растерянность, типа - куда сынок, ты что, а звучит другое:
- Ну, надо, так надо. Ты уже взрослый.
А тоска дремучая и лицо серое.