— Без прошедшего нет настоящего, — подала голос Джен, внимательно слушавшая разговор, и, ощутив на себе взгляды, кратко добавила, — оно предопределяет Вас, как человека. Разве нет?
— Я просто скучаю по отцу, — парень вяло улыбнулся. — В последний раз я был тут в день, когда его тело привезли… Это была неделя, завершившая войну. Несмотря на перемирие, случилась пара столкновений на западе, когда противник уже отступал, — Вандес прищурился, пытаясь что-то припомнить. — Отец писал, что вернется совсем скоро, что войне пришел конец, писал, чтобы мы с сестрой ждали его… — он сделал небольшую паузу. — Последние письма были отправлены на курьерских незадолго до того, как случились те столкновения на границе, так что на тот момент, когда мы читали его послание, отец был уже мертв.
— До города война не добралась, как в прошлый раз, так и в этот, — пояснил Теодор для Дженивьен. — Ваша радость, что о ней здесь только ходили слухи.
— Уже в конце Девятого Вала отец пару раз приезжал навестить нас с сестрой, но тогда его, фактически, с нами не было. Рауты, важные встречи. Мне всегда его не хватало, даже когда он брал меня с собой.
— Он погиб, как герой. Это повод для радости, — д’Этруфэ легко потряс Наполеона за плечо. — А ну, боец, не раскисай! — духовник сильнее сжал пальцы и, понизив голос, с теплой улыбкой добавил:
— Он наверняка гордился бы тобой.
— Да толку-то… — парень запрокинул голову назад, смотря на мигающие звезды. — Хотя, черт его знает, но, надеюсь, ты прав, — Вандес приосанился и оглянулся на деревню. — Осталось совсем немного.
Женщина заправила выбившуюся прядь за ухо. Все это время она вглядывалась в лицо своего юного спутника, пытаясь понять, что именно с самого начала показалось ей таким знакомым. Его движения были быстрыми, иногда чересчур резкими, он был импульсивен и эмоционален. Человек-чувство. Все в нем пробуждало какую-то стихийную, естественную реакцию, будто иначе быть просто не могло. Создавалось даже ошибочное впечатление, что он всегда знает, как надо поступить, что сделать в той или иной ситуации.
Дженивьен, не зная того наверняка, понимала, что он вовсе не такой сильный, каким хотел бы казаться, что у него были свои слабости, свои больные места, которые он так старался при ней не показывать, но почему-то это не мешало ей в него поверить. То, что он провернул, было настоящей наглостью, однако в то же время это не было подлостью, это было тем самым стихийным «хочу» - ему Наполеон, кажется, просто не мог противостоять — желанием помочь, тесно переплетающимся с чужой нуждой.
Интересно, насколько большую роль сыграл в этом безбашенном альтруистичном поступке человеческий эгоизм?
Задумавшись, Джен вздрогнула от неожиданности, когда Вандес подал ей руку. Она тяжело вздохнула, ощущая, как больно впиваются в ребра сквозь ткань плетеные швы корсета, но молча оперлась на чужую ладонь, поднимаясь. Парень обезоруживающе улыбнулся, окидывая спутницу взглядом, мысленно жалея, что не может просто взять и сорвать эту осточертевшую вуаль, скрывавшую ее прекрасные темные глаза.
— А сейчас вам придется смириться с тем, что мы заночуем в амбаре, — он усмехнулся, видя ожидаемое удивление на лицах Теодора и Дженивьен.
— Но как же… — духовник обессиленно развел руками, не зная, с какой из тысячи причин начать возражать.
— Я не хочу поднимать сестру, она всегда с трудом засыпала, а сейчас ночью не подходит к двери вообще. Если мы пройдем, то можем сильно ее испугать. Она нас не ждет, а Жан и Жули после окончания обучения на выходные часто уезжают с матерью в другой город на ферму, которой владел когда-то их отец.
Д’Этруфэ вспыхнул, при этом совершенно не меняясь в лице:
— Убедил.
Дженивьен внимательно посмотрела на болезненно отведшего взгляд Наполеона. Сделав определенные выводы из услышанного разговора и сопоставив его со своим недавним разговором с юношей по поводу закона и людей, она покачала головой.
Теодор, вдруг впавший в сильную задумчивость, упустил буквально сквозившую в словах друга горечь.
— Скарлетт вернулась сюда после того, как… — Наполеон поджал губы. — Неважно. Пойдемте, а то холодно стоять.
Джен зябко обняла себя за плечи, смотря в спину Вандеса.
Заночевать было решено в большом, наполненном сеном амбаре, расположенном на окраине деревни. Внутри было сухо и душно, зато тепло и пахло цветами и чем-то сладким.
Теодор сразу же облюбовал себе место на втором этаже, вскарабкавшись по грубо сколоченной деревянной лестнице в прямоугольный проем наверх.
— А неплохо тут все устроено… — прозвучал приглушенный голос сверху.
— А я что говорил! — в темноте лестницы было практически не видно, только луна слабо светила в маленькое приоткрытое окошко, но Наполеон быстро взлетел по перекладинам наверх. — Мы тут ещё в детстве в путешественников играли. Я здесь найду любую доску с закрытыми глазами.
— Хвастун… — Теодор грузно опустился на сваленное в дальнем углу сено. — Ну и денек ты мне устроил.
— Скорее уж ты мне, — на лице Вандеса сияла широкая улыбка.
— Следи лучше, чтоб даму твою никто не украл. А то найдутся мастера и похлеще тебя, — д’Этруфэ прикрыл глаза, ощущая, как засыпает, так что слова эти он произнёс невнятно, сквозь внезапно нахлынувшую сонливость. Осознание насыщенности пройденного дня сделало своё дело — усталость ощутилась с новой силой. Сон взял свое.
Дженивьен стояла молча, опершись спиной о деревянную подпорку. Сердце стучало, как бешеное, дышать было трудно, голова шла кругом, отчего бросало то в жар, то в холод. Казалось, что задыхается. Она хватала ртом воздух тише, боясь, что за зря побеспокоит этим своих спутников.
— Вы в порядке? — привыкшие к темноте глаза разглядели спешившего к ней парня. — А я тут нашёл…
— Не могу дышать — голос Джен сел и прозвучал ещё тише, чем обычно.
Наполеон успел лишь подхватить женщину, когда она стала медленно съезжать на землю, теряя сознание.
— Чёрт… — он аккуратно уложил ее на сено, шарясь рукой по своим карманам, быстро соображая, как стоит действовать дальше. Идея пришла внезапно - только рука нащупала рукоять небольшого ножа, вшитого в подкладку мундира. Одним резким движением парень вспорол хитро перетянутую утяжку вышитого бархатом корсажа и ослабил сильно затянутые удерживавшие его атласные ленты.
Переставшая дышать Дженивьен вдруг закашлялась и резко вдохнула, неосознанно вцепившись в руку Вандеса, ощущая, как из уголков глаз к вискам текут слёзы.
Она жадно вдыхала душный воздух, слыша свои же тихие всхлипы — слёзы подкатили к горлу внезапно. Те самые слезы.
— Вам лучше? — Наполеон навис над Джен, от его улыбки не осталось и следа, он смотрел обеспокоенно. Тёмные от страха, мутные глаза поблескивали в темноте.
— Это все волнение, — она резко замолчала, когда чужие пальцы аккуратно, почти бережно убрали с ее лица вуаль, а затем неожиданно резко сорвали и отбросили ткань в сторону. — Ну и темперамент… — Джен отвела взгляд, не отдавая себе отчёт в том, что губы растянулись в неком подобии улыбки, всегда так сильно раздражавшей Георга. — Слишком близко, — она уперлась ладонью в грудь парня. — Вы снова допускаете эту ошибку… — губы не слушались, слова говорились через силу.
— Я допустил ошибку? — прошептал Наполеон. Когда опасность прошла, его переживания довольно быстро улеглись и сменились чувствами более занимательными. У него создалось ощущение какой-то странной игры, правил которой он не знал, но и это не отбивало у него желания разыгрывать эту необычную партию и далее. — Ах да… — Наполеон выдохнул с тихим смехом. — Не барон… Не граф… — парень шумно втянул воздух носом. — И даже не генерал и не маршал, — казалось, его губы пересохли.