Леон молча отвернулся, оправляя рубашку, невольно воссоздавая в голове образ своей спутницы. Слишком открытая и беззащитная, а Георг не был похож на того, кто будет давать из-за этого поблажки. Хотя Ассоль, конечно, производила впечатление не внушительнее, однако она почему-то казалась Вандесу сильнее.
— И это страшно, когда твой единственный друг безжалостно причиняет тебе боль всеми возможными способами, не беспокоясь о твоих чувствах… — Дженивьен сцепила руки в замок. Ее бархатистый голос затих.
— Пойдемте, — Наполеон тронул ее за локоть. — Я скоро познакомлю Вас с моей сестрой. Подождем Теодора на улице. Уже почти полдень.
Джен сдержанно кивнула и, потупив взгляд, последовала за своим спутником, настойчиво увлекающим ее за собой.
***
— Тут так ничего не изменилось… — Наполеон задумчиво оглядел невысокие уютные здания, крытые красной черепицей. На периферии этого маленького городка — можно сказать, деревни — дома стояли поодаль друг от друга и имели при себе небольшие участки, на которых многие разбивали сады. Усадьба, в которой жила Скарлетт, находилась в паре минут ходьбы от центра города — небольшой площади, на которой каждые выходные по традиции устраивали шумные празднества.
— Как ты думаешь, она будет рада меня видеть? — Теодор передернул плечами, окидывая взглядом преобразившийся с ночи пейзаж. Теперь все выглядело жизнерадостно и ярко. Весна уже входила в свои права: холод сменился нежным ветерком, пахло цветами и свежей землей.
— Ну конечно же, нет, Теодор, — Вандес насмешливо пихнул того кулаком в плечо. — Зачем ты ей сдался. Сейчас дойдем и отправим тебя обратно в город…
— Не шути так, — д’Этруфэ нахмурил брови, этим показывая, что сам он шутки не оценил, а на такие темы юморить не собирается.
— Ну, Тео, ну ты же и без моих увещеваний прекрасно знаешь, как она к тебе относится, — парень широко улыбнулся.
Джен молча вслушивалась в этот разговор, идя чуть поодаль от своих спутников, задумчиво смотря себе под ноги. Атмосфера вокруг: дружелюбное, близкое, почти родственное отношение — это все не укладывалось в ее голове. Происходящее настолько выходило за рамки привычных вещей, что казалось лишь приятным сном, хотя Дженивьен прекрасно знала, что приятным снам совершенно неоткуда браться в ее воспаленном уставшем сознании, утратившем всякую чувствительность ко всему прекрасному.
Женщина невольно вглядывалась в движения Наполеона, обращала внимание на его голос. Она скептически приподняла брови, когда тот внезапно громко расхохотался.
— Вот сейчас сам все увидишь. За твой внезапный отъезд тебя, конечно, никто по голове не погладит, но не сомневайся…
— Наполеон! — ворчал Теодор, прикрыв глаза рукой. — Я очень ценю твою поддержку, но давай я как-нибудь сам.
— Да ты со своим «сам»…
— Знаешь, что?!
Вдруг д’Этруфэ резко замолчал. Сами того не заметив, они уже подошли к нужному дому. Само здание сильно отличалось от остальных не только своими размерами. Оно сильно обветшало, красная черепица потускнела, сад был большой и заросший, а в то время как вокруг всё зеленело и цвело, в нем еще чернели не опавшие с осени листья.
Улыбка Наполеона померкла. Когда-то большой цветущий, великолепный сад, с трудом сдерживаемый невысокой каменной оградкой, теперь наводил на него тоску. В нем все ещё росли те же цветы, но вся атмосфера здесь наводила на мысли о чем-то заброшенном и забытом. Арку, ведущую к дому, обвивал в несколько слоёв разросшийся засохший плющ, видимо, не убранный ещё с прошлых лет. Природные катаклизмы тут случались редко, поэтому высохшую траву зимой просто мягко покрывал снег, а весной украшали новые, молодые побеги.
Дженивьен окинула взглядом подгнивающую беседку, облюбованную мхом и плющом. Атмосфера этого места наталкивала ее на мысли о кладбище, но она сочла разумным оставить эти размышления при себе и лишь сдержанно вздохнула.
В саду было тихо. Совсем тихо. Там, где когда-то была маленькая лужайка для игр, теперь все заросло сорняками и какими-то незнакомыми ярко-синими цветами, пробивающимися сквозь траву. Сад, привыкший к заботливой руке человека, теперь был запущен и дик.
— Что произошло… — Теодор, с трудом совладав с голосом, быстро прошёл вглубь, ошеломленно озираясь.
Наполеон молча замер у беседки, высматривая что-то на внутренней стороне перегородки:
— Тео… Смотри. Они все ещё тут, — он прислонился спиной к деревянной балке, чему-то мягко улыбаясь. — Наши имена.
На потемневшей поверхности все ещё виднелись нацарапанные, чернеющие клеймом буквы.
— Подумать только. Сколько лет прошло…
Вандес тяжело вздохнул, но вдруг его взгляд загорелся. Он достал из кармана ножик. На его лице появилась знакомая Теодору с детства хитрая улыбка.
— Шкет ты, — мужчина лишь усмехнулся, не показывая неодобрения.
Дженивьен тихо подошла к ним, наблюдая за действиями Вандеса, опершись на поручни ступеней, ведущих к беседке. Она удивленно склонила голову набок, обнаружив свеженацарапанную надпись:
— Моё имя? — женщина задумчиво смотрела на неё, они переглянулись с Теодором, и тот несколько сконфуженно пожал плечами.
Тем временем парень принялся вычищать и обновлять старые надписи. Помимо имён там были криво вырезанные цитаты из пьес, отрывки стихов.
Наполеон присел на корточки, перечитывая одну из «записей»:
— Кто это? Я не помню, откуда это четверостишие взято. Это ты писал?
Д’Этруфэ склонился к нему.
— Ну и витиеватые эпитеты, однако… — Вандес иронично изогнул бровь, выскребая грязь и из этой записи.
Теодор смутился, отстраняясь, но ничего не отвечая, и отошёл в сторону, проводя пальцем по покрытому пылью столику.
«А наш духовник не так суров, каким всегда хотел казаться…» — впервые за долгое время на душе Джен было спокойно. Вещи, бывшие родными для ее спутников, почему-то казались родными и для неё. Наверное, это и есть то самое пресловутое «место, где тебя ждут», о котором все мечтают и которое так поэтизируют многие писатели…
Вдруг дверь дома со скрипом и грохотом распахнулась, и на крыльце появилась молодая хрупкая на вид девушка в сером длинном платье. Она испуганными, большими глазами вглядывалась в незваных гостей, сжимая что-то в ладонях, пряча это в складках юбки.
Наполеон поднялся на ноги и, кинув мрачный, беспокойный взгляд на буквально вросшего в землю Теодора, прошёл мимо Джен, напряженно замершей у перил.
Девушка мелко задрожала, выронив нож на каменное крыльцо, узнав в спускавшемся по ступенькам беседки человеке своего старшего брата:
— Я уже и не думала, что ты приедешь, — она быстро сбежала вниз, стуча по земле босыми пятками, и, подпрыгнув, повисла у того на шее, крепко к нему прижимаясь, жмурясь и кривя губы, сдерживая слезы. Наполеон обнял ее в ответ, обеспокоенно осматривая ставшую шрамом рану на ее виске.
— Скарлетт, прости, я решал проблемы в городе…
У девушки были темно-каштановые, отливающие золотом на солнце, непослушные волосы, сильно вьющиеся, торчащие во все стороны и явно давно не стриженные.
— Я все понимаю. Ты всегда знаешь, что делать, — она нежно потрепала Наполеона по волосам. Её взгляд скользнул за его спину и замер. Скарлетт медленно отстранилась от брата, сделав шаг назад. — Теодор?..
Девушка мучительно покривила губы, но улыбнулась. Ее скулы слегка зарумянились, что было заметно даже на ее смуглой коже, видно, лето она провела большей частью на улице, но даже это не смогло скрыть ее болезненной бледности
Однако она не сделала ни шагу в сторону мужчины. Лишь молча смотрела на него, комкая тонкими пальцами свое платье. Ее взгляд потускнел.
Наполеон, ощутив неладное, нахмурился: