Обида ли это за то, что он бросил их в тот момент, когда был нужен?
Мужчина не был уверен даже в этом. Слушать себя Теодор умел, а вот делать из этого правильные выводы… Вот тут-то и возникала главная проблема.
Делать поспешных умозаключений не хотелось, а без нужных ему сведений эти выводы в любом случае были бы неверными. Интуиции доверять, как показала практика, не стоило. А д’Этруфэ не желал верить в ложь даже на мгновенье. Поверить во что-то нелицеприятное значило оклеветать так горячо любимую им Скарлетт, которая, если что-то и произошло, уж точно не могла быть этому виной.
И Наполеон тоже хорош — один на один с Теодором практически не оставался, а для перевода тем, видимо, пускал в ход всю остроту своего языка и обаяние. Однако эта реакция лишь убеждала д’Этруфэ в том, что от него что-то скрывают. Он знал, что Наполеон врать умел (залихватски, с беззаботной улыбкой и уверенностью идиота, что, казалось, сам начинал в это верить), но жуть как не любил. Так что ничего удивительного в том, что тот прикладывал все усилия, чтобы избежать лжи, не было. Теодор даже не мог его осуждать — как знать, как бы он сам вел себя на его месте. Мужчина был практически уверен в том, что тот и сам понимал, как это выглядит, но менять что-либо было уже то ли поздно, то ли изначально нельзя.
Д’Этруфэ как-то поймал на себе внимательный взгляд Дженивьен, однако та промолчала и едва заметно покачала головой, снова погрузившись в книгу, игнорируя подсевшего к ней Вандеса, бессовестно уткнувшегося своим вздернутым веснушчатым носом ей в волосы. Она делала вид, что его нет. А тот и рад. Вот и понимай их теперь…
Понимай или нет, а вот Джен явно хотела что-то Теодору сказать. Хотя, может, это все еще касалось того их разговора. Откуда ей вообще знать о подробностях жизни Наполеона и Скарлетт? Ну только разве что сам рыжий кавалер разболтал каким-нибудь из вечеров. С него станется. А ведь Джен не просто сидит читает, она явно слушает, и, чем тише сидит, тем внимательнее.
«Что-то я сомневаюсь, что Леон стал бы вот так бездумно чесать языком. Все же голова на плечах у него есть. Ну, или это я считаю, что есть…»
И снова тупик. Как много вопросов и как мало ответов.
Наступавший день тоже не радовал, предвещая заморозки. Значит, придется снова растапливать камин, чтобы никто не заболел. Зато будет чай с мятой и чтение книг вслух, шутки вскользь, тихий кашляющий смех Скарлетт. Но она снова не будет смотреть на него. Как же это…
— Теодор.
Мужчина вздрогнул. Джен подошла совершенно незаметно и, оглянувшись, тронула его за руку.
— Я чувствую, что должна рассказать… — она замолкла: на лестнице послышались чьи-то шаги, и женщина, поджав губы, отстранилась и исчезла в маленький боковой комнатке, прикрывая за собой дверь.
Д’Этруфэ раздосадовано нахмурил брови, ставя упавшую корзину на место на полку, но замер, столкнувшись взглядом с застывшей на ступеньках девушкой. Скарлетт в нерешительности сжала пальцами перила и перевела взгляд с Теодора на дверь в комнату брата.
Повисла осязаемая тишина. Девушка напряженно выдохнула и плавным танцующим шагом спустилась с лестницы, ступая на натертый пол, но, вдруг неожиданно сорвавшись с места, метнулась в комнату Наполеона.
— Подожди, — д’Этруфэ успел ухватить ее за запястье, но он не ожидал, что она отпрянет и вырвет свою ладонь из его. В пару шагов Скар пересекла расстояние, отделявшее ее от комнаты брата, и распахнула дверь.
— Он ушел в город около часа назад, — мужчина сложил руки на груди, тихо подходя сзади. — Просил тебя не беспокоить, а, если встанешь, сказать, чтобы ты не переживала.
Скарлетт сдавленно всхлипнула, обхватив себя за плечи, и медленно обернулась, неосознанно попятившись назад в комнату, с застывшим удивлением смотря в глаза Теодора. Он лишь молча ступил вперед, прикрыв за ними дверь.
Они оказались вдвоем.
— Что с тобой произошло? Что случилось за то время, пока я был в отъезде?..
Девушка, отступая назад, запнулась и присела на край кровати, но ничего не ответила.
— Скарлетт, скажи мне. Сколько можно надо мной издеваться, сколько можно водить меня за нос? Я не слепой, я лишь смотрю сквозь пальцы, но у меня нет сил терпеть это и дальше, — он прислонился спиной к двери. — Пока ты не расскажешь мне всё, прости, но я не выпущу тебя отсюда.
Глаза девушки покраснели, но лицо не выражало ничего, хотя по щекам и поблескивали дорожки слез. Она упрямо молчала, плотно сжав губы.
— Скарлетт.
Сестра Наполеона вздрогнула и сжалась еще больше от серьезного обеспокоенного взгляда Теодора:
— Уезжай отсюда. Просто уезжай, — ее голос осип, но звенел от напряжения. — Тебе не стоит тут быть.
Д’Этруфэ на пару секунд остолбенел, переваривая услышанное, но, пересилив себя, заговорил:
— Все то время, что я был тут, я чувствовал, что что-то не так. Я с самого начала был уверен, что это было связано с тобой, но я так и не смог понять… — он запнулся. — И меня это беспокоило еще больше. Я уехал тогда, оставив здесь самое ценное, что у меня было. Я оставил здесь тебя.
Теодор устало и немного раздраженно прикрыл лицо рукой, потерев глаза.
— Наполеон и ты… Вы стали для меня семьей, у меня больше никого не было и нет, — он опустил руку и перевел взгляд на окно. — Только отец.
Скарлетт опустила голову, уставившись на свои босые ноги.
— Тогда мне пришло письмо от Чарльза, — мужчина покачал головой.
— Чарльза Франка?.. — Скар осторожно подняла на него взгляд.
— Да, того самого, который учил твоего братца рисунку. Последние годы тот занимал комнату в нашем поместье, — Теодор невесело улыбнулся и снова посерьезнел. — Я покинул Ла Круа, когда узнал из письма Чарльза, что отец умер. В своем завещании он просил похоронить его на берегу южного моря, недалеко от того дома, где мы жили. Я сделал это, но началась вся эта канитель с наследством, и я задержался на еще один год. До этого момента я искренне считал, что родственников у нас нет. Было несколько расследований и судебных прений, отец написал два завещания, одно из них не представляло никакой практической ценности и было адресовано мне, именно там он писал про похороны, передавал вам свои самые теплые пожелания, а второе было заверено нотариусом. Второе письмо умудрились несколько раз подделать, переписать, но оригинал нашли, и началось расследование. Еще год. Я вошел в права наследования и оказался на время привязан к поместью, следовало обустроить там всё так, чтобы имущество не растащили в мое отсутствие. Сама знаешь, люди — дикие существа, когда дело доходит до денег. Чарльз оказал мне очень большую помощь в этой беготне по конторам и работе с документами. Оказалось, поместье может приносить приличный доход благодаря своим апельсиновым полям, так что нам следовало наладить хозяйство и торговлю. А это снова бумаги, счета и конторы, — Теодор тяжело вздохнул. — От отъезда из Ла Круа до того момента… Четыре года с лишним прошли, как пара дней. Я был готов вернуться, как вдруг оказалось, что нарушено сообщение между островом и большой землей, и корабли попросту перестали ходить. Еще полгода ожидания.
Скарлетт, все это время державшая руки на коленях, нервно заломила пальцы. Ее губы дрожали.
— И вот я тут. Обнаруживаю, что ни одно мое письмо не дошло, а девушка, воспоминаниями о которой я все это время жил, делает вид, что меня для нее не существует, — д’Этруфэ на секунду замолчал. — Я не знаю, что мне делать теперь. Не знаю, Скар. Я в замешательстве. Но, если ты действительно поменяла свое ко мне отношение, то мне стоит уйти и не стоять на пути, потому что ты мне ничего не должна. И поэтому я спрашиваю у тебя в последний раз, — он опустил руку на дверную ручку. — Ты хочешь, чтобы я ушел?