Выбрать главу

Вандес задумался и тихо усмехнулся:

— Если я расскажу Вам, Вы ответите, что это глупо и самонадеянно с моей стороны.

— Какая разница, что я скажу по этому поводу? Это не должно Вас беспокоить, — Джен говорила медленно и совсем тихо.

— Что ж… К тому моменту, когда мне стукнуло шестнадцать, и я понял, что меня все же отправят служить, чему был очень даже рад, я был наслышан о талантах своего отца. Он был великим человеком, сделал многое для этой страны и для наших морских и сухопутных соседей. В Ла Круа его знала каждая собака, а в других городах, особенно тех, что в глубинке, он был чем-то вроде легенды. Я сам слышал, как какая-то женщина в деревне рассказывала своему ребенку сказки о Юге, где велась предыдущая война. Это было забавно, но всё же это означало, что с его фамилией своей жизни у меня не будет, — Наполеон уткнулся носом в волосы Дженивьен, вдыхая их запах (знак внимания, который прижился у них с первых же дней), и та прижалась чуть крепче. — Я не хотел всю жизнь прикрываться его фамилией, потому что она открывала бы передо мной все двери, а я не обладал теми талантами, что обладал Армэль де Брис. Я был другим, хотя мне не раз говорили, что мы с отцом очень похожи в характерах. И все же людям свойственно искать замену тем, кто уходит, тем более таким великим людям. Я хотел прожить свою жизнь: сложную, возможно короткую, но свою. Я не хотел, чтобы меня знали как «сына великого Маршала»… я хотел добиться всего сам, чтобы меня уважали за то, что я умел, а не за то, кто был моим отцом. А умею я немало. Вот так Леон де Брис стал Наполеоном Вандесом, — парень тихо рассмеялся. — Самонадеянно и глупо?

— Самонадеянно и глупо, — Дженивьен отстранилась, она смотрела ему в глаза с каким-то странным, нечитаемым выражением. — Мне нравится, — ее пальцы мягко погладили его шею. — И зачем же Вам такая ворчливая старуха, как я?..

— Вы действительно считаете, что я смогу ответить на этот вопрос?

— Почему бы и нет, мсье Брис? — Джен провела рукой вниз, касаясь его ключиц сквозь рубашку. Парень прикрыл глаза, выдыхая, затем склонился к ее лицу.

— Я не вижу тут ни одной старухи. Это раз, — он губами провел по ее скуле вниз и с усмешкой приник к шее, услышав, как учащается ее дыхание. — Во-вторых…

Наполеон понизил голос и шептал это уже ей на ухо:

— Как знать, возможно, если бы не Ваш упрямый характер, то наши пути бы разошлись, даже не пересекаясь.

Да, мадам д’Онорайн?

========== Куда ведут судейские архивы ==========

Днем того же дня в комнату Наполеона трижды постучали. На пороге оказался Александр. Мужчина, порядком взмокший и взволнованный, устало улыбнулся, оперся о косяк двери и, поглядывая в сторону комнаты Скарлетт, заговорил. Парень некоторое время слушал его, молча смотря тому в светлые глаза, затем, прервав чужую речь, жестом пригласил де Панса внутрь, тихо прикрыв за собой дверь.

Прапорщик буквально настаивал на переносе даты дуэли на день. Настаивал он мягко, но так навязчиво, что, поостывший за прошедшие пару часов, Наполеон, лишь махнул рукой и согласился, уже решив для себя, чему посвятит внезапно свалившееся на его голову лишнее время.

«Хотя, нет, — думал он, — время лишним не бывает. Тем более в таких ситуациях. Быть может, Панса прав был в своей настойчивости, раз так легко смог переменить мнение такого барана, как я?»

Подробно обговорив все детали предстоящей дуэли, они разошлись: Александр быстро сбежал по лестнице и оседлал свою лошадь, вихрем срываясь по лужам во весь опор, а Леон тихо выскользнул из своей комнаты и прошел в соседнюю, осторожно заглядывая внутрь.

Убедившись, что все в порядке, а входить можно, он приблизился к кровати, на которой под теплым одеялом лежала девушка, и присел на стул рядом с ней.

Какое-то время Леон молча смотрел на спокойное расслабленное лицо спящей, сложив руки на груди, затем быстро обернулся к небольшому столику и, обмакнув перо в чернила, написал на листе бумаги краткое письмо с обозначением своего местопребывания на ближайшие несколько часов. Наполеон склонился к Скарлетт, прислушавшись к ее дыханию, и мягко, почти нежно, улыбнулся, покачав головой. Он невесомо поцеловал ее в щеку, поднялся и вышел, ненадолго задержав взгляд на куске серого копотного неба за узким окном.

***

Нож подковырнул белоснежную кожу - по щеке скатилась струйка крови. Зеркало улыбнулось багрянцем на белоснежных зубах. Нож снова полоснул по переносице.

Он тяжело размеренно дышал ртом, слыша, как дыхание его отзывается хрипом и будто само собой кашляет и срывается. Язык слизнул каплю, пересекшую розовые губы, глаза нервно зажмурились. Он с силой воткнул нож в пол и крепко сжал нос пальцами, вопросительно смотря своему отражению в глаза. Нечесанные после помывки дождем и кровью, светлые волосы свалялись и слиплись, сосульками свисая по бокам от головы и налипая на лоб.

Нос, то ли сломанный, то ли выбитый, не дышал вообще.

— Хью! — де Панса обнаружил того сидящим на полу напротив ростового зеркала. За все это время Себастьян так и не смыл с подбородка кровь, хотя вокруг губ она была оперативно слизана языком.

Поморщившись, Александр поставил рядом с другом емкость с теплой водой и молча сел рядом, однако, не выдержав гнетущей тишины, заговорил:

— Ты долго еще будешь продолжать так себя вести? — он осторожно коснулся чужого лица и повернул его к себе, чему Себастьян вовсе не воспротивился. Он даже смотрел несколько наивно и слишком открыто, будто с ним этим утром ничего не произошло. Или произошло, но он забыл, что именно, и теперь этим пронзительным, почти удивленным взглядом вопрошал у де Пансы, откуда на его лице такие тяжелые повреждения.

— Как? — голос прозвучал хрипло и гнусаво. Его когда-то красивый точеный нос был словно скошен набок, а почти по-женски мягкие губы приоткрыты. Де Хьюго стиснул зубы, обиженно хмуря светлые брови.

— Погоди-ка, сейчас будет больно, но ты же вытерпишь, — Александр ощупал чужой поврежденный нос, задумчиво щуря свои большие, глубоко посаженные глаза. Все же не зря он при своем взводе был за медика. А вот уроки Красного Креста они посещали вместе с Теодором…

Когда де Панса вправил Себастьяну нос, на лице того от резкой боли не дрогнул и мускул. Он лишь судорожно втянул воздух ртом, затем отстранился, пальцами осторожно касаясь переносицы. Де Хьюго опасливо сделал вдох уже носом и кивнул прапорщику, принимаясь прочищать забитые засохшей кровью ноздри.

— Премного благодарствую, — наконец он жадно хватил воздух и снова развернулся к зеркалу. Его красивое лицо не портили даже эти страшные кровавые разводы.

Александр в это время принялся стирать кровь с волос, кажется, оцепеневшего Себастьяна. Тот мелко подрагивал, кусая губы.

— Сандро, — мужчина прикрыл глаза, когда капли воды затекли за воротник.

— Да? — де Панса снова повернул чужое лицо к себе, продолжая свое нехитрое дело.

— Мне снилось что-то. Не помню, что именно, но помню смерть. Свою. Она недавно смотрела на меня из зеркала. В темноте.

— Глупости какие, Бастиан…

— Это для тебя глупости, — тот скосил взгляд на зеркало. — Я хочу убрать его от своей кровати. Давай перевернем его, а? К стене…

— Мы уже переворачивали, — прапорщик сделал тяжелый вдох. — Оно двустороннее.

Де Хьюго испуганно дернулся.

— Да тихо ты, не нервничай, — Александр сжал его плечо. — И не смотри на него. Самое страшное существо в этой комнате — это ты…

Себастьян приподнял брови, смотря на де Пансу большими глазами.

— Ты сам так считаешь, ведь так?

Де Хьюго принялся растирать леденеющие руки:

— Я не хотел, Сандро. Я не хотел. Правда не хотел. Ты не веришь мне, ведь так? Я не хотел этого делать! — его голос сорвался, а по щекам потекли слезы. — Я не хотел поступать с ней так. Не хотел. Не должен был!

Александр молча заключил того в объятия, ничего не отвечая. Себастьяна мелко трясло: он плакал.