========== Часть 1 ==========
Я медленно провожу гребнем по ее волосам, они слегка подвиваются и секутся, путаются и сбиваются, тонкие и почти безжизненные, но мягкие и пахнущие лавандой и какими-то еще неизвестными мне травами.
О чем я думал? Ведь я всегда знал, что все закончится именно так — иначе быть попросту не могло. Естественный ход вещей: зерно станет колосом, ребенок — стариком, живое — мертвым.
Еще немного и она станет королевой.
Осталось еще совсем чуть-чуть. Это «чуть-чуть» отделяет меня от неизвестности. Возможно я бы с радостью растянул эти часы на годы.
Человеку свойственно быть эгоистом. Такому, как мне — тем более.
Пальцы обессиленно сдавливают гребень, затем разжимаются, и он падает на пол, тихо звякнув о не покрытый ковром камень ее комнаты. Слежу за ним безразличным взглядом.
Звяк.
За окном брезжат первые лучи рассвета, утренний холодок морозит ступни и мурашками проникает под одежду. Этим вечером все будет по-другому. Совсем не так, как раньше. Так, как раньше, больше не будет никогда.
Тихо хмыкнув, склоняюсь, поднимая расческу.
Девушка сидит, отсутствующе смотря в стену перед собой. Сколько ей сейчас? Около двадцати пяти? Никогда не думал о ее возрасте. Есть ли в этом теперь хоть какое-то значение?
— Я закончил, — сообщаю, выпрямляясь и осторожно опуская ладонь ей на плечо с зажатым между пальцами гребнем, протягивая его ей почти интимным, многозначительным жестом.
К своим волосам она не подпускала никого кроме меня уже давно — лет пять, если не больше. Тогда все между нами было относительно просто — мне уже даже кажется, что проще некуда, потому что сейчас все усложняется с невероятной скоростью. И, начиная с сегодняшнего дня…
Такого больше не будет никогда. Я знаю, какое решение она приняла в тайне от меня, оно читается в ее потемневших глазах.
Она вздрагивает, будто очнувшись, и молча кивает, не глядя перехватывая вещицу из моей руки. Девушка стряхивает с плеча мою ладонь и, тяжело вздохнув, поднимается, опуская расческу на столик. Зеркала на нем нет, лишь подсвечник с оплавившейся с ночи свечей и стопка книг.
— Вы можете быть свободны, — закрывает глаза, поведя плечами, однако, приподняв ресницы, замирает, снова глядя в одну точку. Темные пряди скрывают ее глаза и переносицу. — Хотя, погодите. Нет. Не сейчас, — ее ладонь сжимается в кулак — она решается.
Что-то произошло? Что-то еще?
Все это время молча стою, заложив руки за спину, ожидая распоряжений. В последнее время все происходит именно так — как игра в добровольную покорность. Слегка киваю.
— Мне нужно Вам кое-что сказать. Нет, Вы обязаны меня выслушать. Вы обязаны меня понять. И простить.
Что-то внутри меня сжимается и содрогается. Я невольно делаю полушаг назад, но возвращаюсь на место. Видимо моя внезапная бледность настолько бросается в глаза, что мне предлагают сесть, но я лишь качаю головой и изо всех сил давлю ободряющую улыбку из тех, что даны мне природой. Судя по всему, все мои старания напрасны, так как девушка продолжает молча смотреть на меня своим уставшим и немного сочувственным взглядом. Последние несколько недель выдались тяжелыми. Похороны, поминки, собрания. Я до сих пор хожу в черном комзоле.
Она начала носить траур задолго до смерти отца.
— Понять, — коротко утвердительно повторяет она, будто настаивая, будто я мог не понять в первый раз.
Медленно задумчиво киваю, поджимая губы.
— Нет, Вильгельм, не сказать, что понял, и забыть, а именно понять. Иначе мне придется принять меры, и Вам они не понравятся, — в уголках ее темных глаз поблескивают слезы. — Понять, как бы неприятно это ни было и как бы ни хотелось этому сопротивляться, как бы тяжел ни был груз и как бы сильно ни было желание ослушаться и пойти против.
— Что ж… — единственное, что я могу ответить, находясь с ответом. — Что ж, — повторяю снова, но осознаю, что никак не могу придумать продолжения для этих слов, поэтому затихаю, делая глубокий вдох.
— Эта ночь была и будет последней для Вас в этом замке, в ближайшие дни я отрекомендую Вас в штаб южного фронта, там Вы останетесь надолго при маршальском звании, — девушка порывистым жестом приподнимает подбородок, ее непроницаемое лицо открывается свету, выхватывающему поблескивающие дорожки от слез на гладких щеках.
Я стою молча, оглушенный, ощущая, как постепенно тепло моего тела будто бы уходит в ледяной камень под ногами. Если бы можно было выразить эти смешанные чувства словами, то этими словами возможно стал бы крик. Однако с долей удивления ощущаю, что мое лицо не выражает практически ничего. На нем застыло учитивое робкое спокойствие.
— Я все решила уже давно. Без Вашего участия, благо я имела на это полное право, поэтому я сделала все, чтобы устроить Ваше будущее как нельзя лучше. Мне казалось, Вас всегда прельщали успехи на службе, так что, уверяю, через десяток дней пути у Вас, Вильгельм, не окажется ни минуты свободного времени, вы посвятите его во благо своей страны.
— Что ж, — снова нет слов, она это понимает, чувствует, знает. Еще немного и эмоции предательски вырвутся наружу, но сейчас в груди змеей сворачивается липкая пустота.
— Вы знали это всегда, я знала это всегда, не так ли? Это было неизбежно, неизбежно, как смерть. Вы боитесь смерти? — девушка обходит меня в паре метров по кругу, я ощущаю ее страх, страх граничащий с прикрытым философией притворным въедливым безразличием.
— Уже нет, — голос бесцветный и почти скучающий.
— Это хорошо, — опускает голову, останавливаясь в полуобороте ко мне, почти спиной. — Похвально для военного. Думаю, Вам предстоит блестящая карьера, Вы с детства делали большие успехи, так что еще немного и…
— Прекрати.
Она замолкает, и я ощущаю, как уверенность испаряется с ее лица, на котором остается душащая надломленность:
— Я так больше не могу, — девушка заламывает пальцы. — Не могу. Я связана по рукам и ногам, на мне теперь будет слишком много ответственности, чтобы не соблюдать наветов отца.
— Завещание…
— Там сказано все — он написал его за два дня до своей смерти, ты читал. Ты действительно думал, что я пойду против? — ее голос срывается, но лицо лишь каменеет. — Ты надеялся на то, что я растопчу свои принципы и свою гордость ради каких-то сомнительных радостей? Все решено — моя свадьба состоится через неделю. Этот человек был оповещен вчера, он будет здесь завтра днем.
— Ты меня знаешь, Джейн, я…
— Нет, ты не пойдешь до последнего. Не в этот раз. Не сегодня. Не сейчас. Хватит играть. В этот раз именно я решаю, что верно, а что — нет, — она оседает в широкое мягкое кресло. — Поэтому смирись.
— Ты… — шаг в ее сторону.
— Мы не принадлежим сами себе, мы — государственные люди, — она поднимает ладонь в отвергающем защитном жесте. — Не подходи ко мне, прошу. Пожалуйста, Вильгельм, не делай этого, ты уже взрослый человек, ты знаешь, что я никогда не делаю ничего просто так. Обстоятельства сильнее меня, я вынуждена решить все таким образом. У тебя нет выхода. Стой там, иначе я позову стражу, — ложь.
Я мягко опускаюсь перед ней на колено и перехватываю ее ладонь, припадая губами к запястью, зная, какие чувства это в ней всколыхнет.
Ее лицо застывает, она лишь поджимает губы в тонкую бескровную полосу и выдыхает:
— Я же просила. Не подходи. Не надо.
— Как скажешь, — отстраняюсь и поднимаюсь на ноги, собираясь покинуть комнату, но меня останавливает ее голос: