Как бы то ни было, сейчас я пишу это не только с намерением передать некоторую известную мне информацию потомкам, но и оповестить Вильгельма, которому письмо вручат лично в руки, о нескольких известных мне деталях их семейного дела в силу того, что имею в нем несколько большую осведомленность, нежели они могли изначально подумать. Во всяком случае, все мои клятвы, непреднамеренно данные их отцу несколько лет назад по чистой случайности, не имеют больше для меня никакого значения. Невольно своим молчанием я спровоцировал не ожидаемые мною страшные последствия, ныне обернувшиеся во вред всей королевской семье, сильно сократившейся за последние несколько лет.
Не вижу смысла тянуть, поэтому изложу все вкратце. Начну я со своего приезда сюда и его на то причин.
В завещании мужа покойной королевы Мэри, скончавшегося менее года тому назад, содержалась просьба в отношении меня: Его Величество, взвесив, как он писал, все свои опасения и длительные размышления, решил, что после его смерти, любимая его дочь Дженевра должна найти себе достойного мужа из семьи высоких кругов. Собственно, тем самым дворянином, на кого заранее возложена была плчетная ответственность, оказался именно я.
Однако, несмотря на приятное отношение ко мне Феодосия Светлого, я не позволил себе усомниться в реальных его мотивах и намерениях, из-за тщательного сокрытия которых народ Де Данслис так скоро лишился столь мудрой правительницы.
Однажды Его Величество гостил в наших краях и, сведя со мной дружбу, взял слово молчать о главном его секрете, раскрытие которого позже должно было стать, как я понимал на тот момент, главным мечом правосудия для «покушенцев» на престол. Не зная, что эта тайна станет моим оружием против моего же двоюродного брата, я охотно поверил монарху и дал ему слово молчать вплоть до его смерти. Однако по приезде в Ла Круа, около полугода тому назад, я обнаружил большое количество удививших меня неожиданностей. Дженевра с тех пор, как мы виделись в последний раз, сильно поменялась, но дело было вовсе не в том. Наша давняя, начавшаяся еще с детства дружба помогла нам несколько возобновить сошедшие на нет отношения, но дело было вовсе не в них.
Довольно быстро я заподозрил наличие у Джейн серьезных проблем со здоровьем. Приехал я со своими людьми, среди которых было несколько потрясающе талантливых медиков, поэтому долгими уговорами в течение нескольких довольно тяжелых недель мы все же склонили Ее Величество к обследованию. На удивление, несмотря на хорошее и регулярное питание, моя кузина оказалась сильно истощена. Сначала я, было, подумал на какую-то болезнь, тем более, обычно покорная повелению отца, ныне она настаивала на временном переносе нашей с ней свадьбы. Я не видел в этом ничего страшного, единственное, что вызывало у меня беспокойство — состояние ее здоровья, поэтому, дабы осторожно понаблюдать за ним, я решил остаться на нужное количество времени, хотя изначально у меня появилось желание уехать, чтобы заранее не быть в тягость дому, который должен был меня принять.
При следующих обследованиях никаких болезней также найдено не было. Единственным, что вызвало мое удивление, оказалось странное стечение обстоятельств — Ее Величество была в положении. Как бы странно это ни звучало, но меня это нимало не смутило, так как сам по себе я сторонник свободных нравов и отношений, однако все оказалось намного сложнее, чем я предположил изначально. Узнал я об этом уже позже, слишком поздно, чтобы хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, в чем до сих пор себя корю.
Несмотря на весь полноценный уход, оказанный моими докторами, с каждым месяцем она ослабевала все больше и больше. Одним из вечеров мне для ее спокойствия пришлось проигнорировать одно непонятное мне письмо, переданное кому-то ее фрейлиной — Гердой, настороженно следившей за ухудшающимся состоянием больной.
Уже предполагая, чем все это может кончиться, я срочно выслал своему кузену Вильгельму письмо с просьбой вернуться с Юга. Я подробно описал ему причины своего беспокойства.
Я ожидал его несколько дней, сколько примерно полагалось на путь с места его нынешнего пребывания, однако в ночь на предполагаемый мною день его приезда у Джейн начались роды. Несмотря на свою развязность в выражениях, безусловно я не буду описывать происходившее той ночью, так как вы и без того можете составить примерное впечатление об этой ситуации, опираясь на свои знания о жизни.
Скажу лишь, что через считанные минуты после родов Джейн умерла. Причиной ее смерти назвали внутреннее кровотечение.
В ту же минуту — то было то ли пять часов утра, то ли четыре — двери открылись. Вильгельм подоспел раньше, чем я предполагал, однако было уже поздно.
И именно тогда, в те минуты, я осознал, какую страшную ошибку совершил, думая, что делаю добро. Пишу я это сейчас исключительно из трусости, о которой должны узнать все и каждый, кто прочтет это письмо. Из-за своей собственной глупости я упустил то, что любой думающий человек заметил в первые же недели, я не связал факт того, что королева была в положении с ее ничем необъяснимым истощением. Любовные терзания часто наносят нашей нервной системе много вреда, а имя отца ребенка было нам неизвестно. Мне стоило заметить это ранее, и, вероятно, сейчас жизнь Джейн была бы вне опасности. Однако и здесь я ошибся, а развеял мои оставшиеся сомнения произошедший между Вильгельмом и Гердой в ту ночь конфликт, дополнивший общую картину и сделавший для меня, своим молчанием повесившего на близких мне людей страшный грех, все предельно ясным.
Вильгельм, я обращаю эти слова к тебе и прошу у тебя заранее прощения, зная, как ты будешь зол, когда дочтешь до этого момента. Я должен был сообщить это ранее, однако посчитал, что это станет для вас двоих ощутимым ударом, а для кого-нибудь другого — оружием против тебя, поэтому я молчал, хотя после смерти Феодоссия обязан был раскрыть тебе, что не он твой родной отец и, что он знал об этом, знал и молчал, думая, что это сломит тебя, отрезав твой путь к престолу. Только к твоему совершеннолетию Феодосий по чистой случайности узнал от давно ушедшей на покой фрейлины (определённо мучимой совестью), что его младший ребёнок умер при рождении вместе с матерью. Это была дочь. Ее подменили другим младенцем, потерявший мать, чтобы избежать виселицы и возможно обеспечить хотя бы одному ребенку лучшее будущее.
Король попытался обезопасить всем этим свою дочь, а меня — знающего обо всем — сделать ее мужем. Будь ты негодяем, оно помогло бы нам официально защититься от твоих предполагаемых посягательств. Однако вышло все совершенно не так, как он себе воображал.
Как говорят, ingorancia non est argumentum, Вильгельм. Незнание — не аргумент. И я каюсь в своей глупости и надеюсь на твое прощение. В знак моей скорби и привязанности, какую я испытывал к своим родным еще с раннего детства, когда мы были с тобой только-только знакомы, я прикажу нескольким лучшим моим лекарям остаться в Ла Круа, дабы следить за здоровьем Его Высочества Клодия, твоим и ваших приближенных. Я заранее об этом распорядился, поэтому ни единого отказа с твоей стороны не приму ни в каком виде. Твоя сестра и моя кузина Джейн умерла не столько от родов или от болезни, ее убило то, что убивало миллионы до нас и убьет миллионы после — человеческая глупость и месть.
Если что, моя помощь всегда к твоим услугам.
Санчо Брис