Ленин адресует эти слова похвалы «парламентской тактике германской (и международной) социал-демократии» и ее «принципиальной непримиримости» (!) в августе 1913 года! Год спустя он решил было, что номер газеты «Форвертс» (органа СДПГ), в котором сообщалось, что социал-демократические депутаты голосовали за военные кредиты, был фальшивкой, изготовленной германским Верховным командованием. Все это демонстрирует глубину его долгих иллюзий в отношении Второго Интернационала вообще и германской социал-демократии в особенности.
Большевики оказались у власти с задачей «Россией управлять» (Ленин), выполняя дело буржуазной революции, то есть обеспечения развития экономики России. Это развитие не могло быть иным, нежели капиталистическим. Задавить рабочий класс и любую оппозицию против партии стало важнейшей задачей. Ленин немедленно вернулся к своим «ленинистским» концепциям, которые должны были позволить ему подчинить рабочий класс. Децисты, «рабочая оппозиция» и «рабочая группа» были разгромлены за отрицание «руководящей роли партии». Ленинистская теория партии была навязана «Интернационалу». После смерти Ленина Зиновьев, Сталин и другие развили ее, ужесточив еще больше «железную дисциплину» и «единство мысли и дела». Принципы, на которых покоился сталинистский Интернационал, оставались теми же самыми, на которых строились реформистские социалистические партии: партия отделена от рабочих и «вносит» в него сознание. Но те, кто отвергал ленинско-сталинскую теорию, объявлялись впавшими в «болото оппортунизма, социал-демократии и меньшевизма».
«Что делать?»
Со своей стороны, троцкисты продолжают ссылаться на ленинские идеи и цитировать «Что делать?». Кризис человечества, заявил Троцкий, — это кризис революционного руководства; такое руководство следует создать любой ценой. Это уже крайний идеализм: история мира объясняется как кризис сознания. В конечном счете, сталинизм торжествует только в тех странах, где развитие капитализма не смогло быть обеспечено буржуазией. В Восточной Европе, Китае, на Кубе возникли новые правящие группы, состоявшие из высокопоставленных функционеров бюрократизировавшегося рабочего движения, бывших буржуазных специалистов и техников, части военных кадров или бывших студентов, примкнувших к новому порядку, как это произошло в Китае. В конечном счете, такой процесс стал возможным только из-за слабости рабочего движения. В Китае, например, движущим социальным слоем революции стало крестьянство: неспособное само руководить собой, оно могло только руководиться «партией». Прежде чем захватить власть, группа, организованная в «партию» руководила массами и «освобожденными зонами». Затем она захватила в свои руки всю социальную жизнь страны. Повсюду идеи Ленина служили мощным бюрократическим фактором. Для Ленина функция руководства рабочим движением была специфической задачей «руководителей», организованных отдельно от движения. Санкционируя создание органов, отделенных от революции и профессионально управляющих массами, ленинизм послужил идеологическим оправданием для создания руководства, отделенного от рабочих. В этом смысле ленинизм, вырванный из своего первоначального контекста, есть всего лишь средство подчинения масс, идеология, узаконивающая бюрократию и сохраняющая капитализм: его осуществление было исторически необходимым для развития новых социальных структур, которые, в свою очередь, исторически необходимы для развития капитала. Когда капитализм распространился на всю планету и установил над ней свое господство, условия для революции созрели. Дни ленинистской идеологии были сочтены.
Невозможно исследовать проблему партии вне контекста исторических условий этих дебатов: в любом случае развитие ленинистской идеологии в различных формах было следствием невозможности пролетарской революции. Если история принесла успех каутскианству-ленинизму, если его противники не смогли ни должным образом организоваться, ни даже развить связную критику его, то это не случайно. Успех каутскианства-ленинизма был продуктом его эры, и первые серьезные атаки против него — практические атаки — обозначили конец целого периода истории. Для этого капиталистическому способу производства понадобилось распространиться на весь мир. Венгерская революция 1956 года стала первым звонком, напоминающим о предстоящей гибели всего периода — периода контрреволюции и одновременно революционного расцвета. Никто не знает, когда этот период окончательно уйдет в прошлое. Но ясно одно: с этого времени критика идей Каутского и Ленина, продукта уходящей эпохи, стала возможной и настоятельно необходимой.
Условия, которые обеспечили развитие и успех организаций типа социал-демократов или большевиков, сегодня уходят в небытие. Что до ленинистской идеологии, то революционные группы, жаждущие соединения социализма с рабочим движением, уже не могут ее использовать. Она может служить либо бюрократам у власти, либо как средство временного цементирования союза проходящих мимо революционных рабочих с посредственными интеллектуалами.