— Нет, не говорил, — ответил тот.
— А и точно, — хлопнул настоятель ладонью по столу. — Это ж Серёга Губа рассказывал. Помнишь его?
— Помню, — кивнул Коллекционер. — Редкостный мудак.
— Не без этого. В прошлом месяце под телегу угодил в Арзамасе. Пьяный шёл, споткнулся и был таков. Весь ливер, говорят, отдавило. Как оно бывает-то. Столько лет со смертью в обнимку хаживал, а тут… Да, неисповедимы пути господни, — Фома вздохнул и снова поглядел на Стаса испытующим взглядом. — Ну а братьев наших почто в прицел брал?
— Так ведь, — Стас пожал плечами, — они же не представлялись. Откуда я мог знать, что у них на уме? Вот и взял в прицел, на всякий случай.
Фома нахмурился и указал пальцем в сторону Николая.
— А он говорит, что не только в прицеле держал ты их, но и убить грозился, если оружие своё на землю не положат. Было такое?
— Было, — признался Стас.
— Так что, и впрямь убил бы, не слови прикладом в дыню?
— Разумеется. Я стволом попусту махать не приучен.
Коллекционер ухмыльнулся и кивнул, сигнализируя о правильности данного ответа.
— Смотри-ка, — погладил бороду настоятель, — не тонка кишка оказалась. Молодец. Не зря с Колом дружбу водишь. У этого нелюдя глазастого живых напарников ведь совсем мало. Больше всё одноразовые, — Фома с Коллекционером заговорщически переглянулись, — Но уж раз ты жив, значит не только попиздеть годишься. Ладно, Кол, забирай друга своего.
Дежурящий рядом брат Николай сделал шаг в сторону, будто освобождая подопечного от невидимого поводка.
Коллекционер поднялся со своего места, подошёл к Стасу и, положив руку ему на плечо, сориентировал «товарища», в направлении выхода.
— Ну, пойдём, что ли, дела не ждут.
Однако вытурить Стаса из кабинета оказалось не так-то просто. Он упёрся и, вырвавшись из цепких «дружеских» объятий, адресовал настоятелю вопрос:
— Простите, а не подскажите, где я вещи свои могу получить?
Фома даже бороду перестал гладить, поджал нижнюю губу и перевёл вопросительный взгляд на Коллекционера. Тот, вздыхая, развёл руками и шагнул к несговорчивому «товарищу».
— Станислав, ты чего? Какие вещи? Люди и так с тобой намаялись, хлопоты сплошные. Совесть-то поимей.
— Я не за барахло давлюсь, — продолжил Стас, игнорируя порицания. — Прошу только разгрузку с магазинами вернуть и автомат. Мне этот ствол очень дорог, по наследству, можно сказать, от друга его получил. Сроднились мы уже. Понимаете?
— Кончай херню пороть, — Коллекционер схватил напарника за рукав и потянул к двери.
— Обожди, — пробасил Фома. — Пусть скажет, — он перевёл взгляд на Стаса. — Ощущаешь ли ты, Станислав, связь духовную с оружием оным?
— Пожалуй, — Стас задумался. — Я с ним даже разговариваю, бывает. Вроде железяка-железякой, а так вот побеседуешь, душу изольёшь, и легче становится. Иногда кажется, что понимает он, думает там себе о чём-то, только ответить не может. Ни разу ещё меня сто третий не подводил, а мы ведь семь лет уже вместе.
— Вот как? — Фома снова погладил бороду и многозначительно помычал. — Автомат у тебя и впрямь хорош. Да и встретишь такой не часто. Я ведь не из жадности отбираю-то его. Стволов у нас в избытке. Но, понимаешь какая закавыка, — он вздохнул и потёр ладонью о ладонь, — страсть я одну имею. Дюже сильную страсть. Каждый день Бога молю силы даровать мне, дабы он неё, проклятой, избавиться. Стволы собираю редкие. Да. Стыдно признаться — собираю и на стенку их вешаю. Целую комнату под это дело богопротивное занял уже. И чего там только нет. Пятьдесят два образца! Можешь себе представить? А вот сто третий мне до сих пор не попадался. Давай так сделаем — ты мне сто третий, а я тебе взамен… — Фома ненадолго ушёл в раздумья. — Ну, не знаю даже. Хочешь АЕК дам под семёрку? А хочешь — СВУ-АС и восемь магазинов к ней полных в придачу? Или сто седьмой отрядить могу, у меня их аж три штуки. А?
«Вот ведь разводит, сука, — подумал Стас, одновременно делая печальную мину. — Ну уж нет, надо дальше продавливать, а то, глядишь, вообще без штанов выставят».
— Я крайне благодарен вам за щедрое предложение, — начал он упавшим полным скорби голосом, — но прошу всё же оставить мне мой автомат. Не могу я без него. Это всё равно, что руку себе отрубить.
Фома расправил могучие плечи и глубоко вздохнул.
— Ведомо ли тебе, Станислав, что означает чувство сие? — голос настоятеля принял серьёзный и даже слегка возвышенный тон.
— Нет, — соврал Стас и изобразил чрезвычайную заинтересованность.
— Сие означает, — продолжил настоятель, — что ствол оный самим Господом в руки твои вложен, дабы нести в мир волю его, коя нам, простым смертным, неведома и уму скудному недоступна. А теперь ответь мне, Станислав, веруешь ли ты в Бога всемогущего и сына его — Иисуса Христа?