Через ров прямо по льду был переброшен мост — не подъёмный, а плавучий, из толстых брусьев, положенных на лёд и закреплённых на берегу огромными «шпильками» из цельных стволов осины. Её спутник сразу взял влево, желая обогнуть крепость.
На стороне, обращённой к широкой выемке между горами, от водяного кольца отходило с десяток канав с подъёмными створами. И сразу под ними начинался обрыв, похожий на горный ледник, уменьшенный в размерах, но грозный. Из блестящей на январском солнце коры торчали мрачные гранитные глыбы — хребет допотопного чудища. В самом низу они торчали наподобие зубов в раззявленной пасти.
«И ведь похожее имеется на тылах всех замков, которые сторожат Долину, — подумала она. — Только что там больше трупов. Пленников. Или отпущенных».
— Впечатляет. А если придётся спускаться? — спросила она Джизеллу.
— Смотря кому. Тебе? Для супруги вождя уж точно царский путь приготовят.
— Как-то нет большого желания лезть в осиное гнездо.
— Что до прочих… Лишний народ съехал в корзинах и не торопясь, а хенну либо издерут себе задницу до костей, либо их расстреляют прямо на опускных канатах, — ответил он. — Ранней весной здесь ещё будет непролазная топь. Войску здесь не спуститься иначе как с миром.
— А летом?
— До лета ещё будет время, — неохотно ответил он. — Или не будет.
Он был прав. Ибо время — удивительная вещь: тянется, будто замороженное, — и вдруг несётся стремглав.
Однажды Джиз поднял Ильдико из мехов, в которых она спала, так рано, что почти все звёзды сияли на небе, и — тёплую, сонную, — вывел на стену рядом с воротами и мостом. Здесь уже был её муж, побратимы, офицеры. Одна она здесь была женщиной. Сзади всех, на старом донжоне, уже вилось на ветру шестиконечное боевое знамя с бунчуком из белого конского хвоста. Такие во множестве мотались перед ордой, идущей на приступ, подумала женщина.
И тут она увидела в руках мужа очередную безделку шута — узкую трубку наподобие той, дарёной, внутри которой вертелись, зажатые двойным стеклом, полупрозрачные осколки слюды и халцедона. Её передавали из рук в руки и смотрели туда, где вскоре должно было взойти солнце.
— Смотри, Ильдико, — сказал муж, протягивая трубку. — Без неё степняки видят в точности то, что ты с ней.
Внутри были закреплены стёкла, двояковыпуклые, словно чечевица. Линзы, сказала Алка. Подзорная трубка, прибавила Альгерда.
Узкое тёмное облако тянулось по равнине вдоль горизонта, алые и серебристые искры мерцали на фоне тучи, снег впереди неё походил на пыль.
— Из похожих учёные Края Гор и Долин любуются на звёзды, — хихикнул Джизелла. — Им и невдомёк, что получится, если наставить их на грешную землю.
В ту ночь звёзды тоже пришли на землю, — вспомнила женщина.
Муж забрал трубу, подкрутил что-то внутри. Тусклые кирасы, яркие хоругви, высокие кресты на палках. Длинным валом — снежная пыль.
— Хенну пришли, — хладнокровно объяснил Вираг. — Они уже в трёх фарсангах, но двигаются не очень быстро из-за своих фур, баб и осадных орудий. Мы выпускали дозорных, оттого знаем то, чего трубка не показывает. Это ведь твои собратья черноволосые их раззадорили. И вызвались помочь единоверцам. Решили добавить свой пыл к хеннской пыли.
Говорил муж с налётом красивости, но без насмешки. Всё равно она не поняла.
— Госпожа Ильдико, неужели ты не слышала, что хенну верят в Иисуса-бога? — спросил Джиз. — Не совсем так, как ты, но в вашей вере сам шатан ногу сломит.
То есть, как она теперь понимала, дьявол. Сатана.
— Мы сотворили из крепости ловушку, — продолжал Вираг. — Внутри остались те, кто согласен сразиться и умереть, ушли в Долину — желающие мирной жизни. Все, кроме тебя, — но ты ведь сама не согласилась. И теперь я не хочу, чтобы моя жена и наследник моей славы сделались зерном на мельнице богов, железом между молотом и наковальней. Джизелла умён и хитёр, несмотря на сугубо мирный облик. Он сделал для онгров всё, что сумел, а умеет он много. Берите лошадей и выезжайте навстречу единоверцам: можете искать конные разъезды хенну, можете подождать, пока они сами на вас наткнутся.
— А вы как же? — спросила Ильдико.
— Если верно говорит наш писаный закон — сила крепостных стен равна мужеству их защитников, — ответил муж. — Что и как ни случится — мы выстоим. И настоим на своём.