Он поднялся и развязал меня, и мы стояли молча, принимая друг друга, пока дождь не утих, но наши чувства оставались непоколебимыми.
Шагнув вперед, он прижал меня своим телом к стене площадки.
— Я люблю тебя, Карина Амелия Галло. Ты создана для меня, и где бы ты ни была, сколько бы времени ни прошло, я всегда найду тебя, потому что наша любовь суждена, а Ромео нужна своя Джульетта.
Я выскользнула из-под него, взяла деревянную шкатулку и открыла ее. Я протянула ему записку.
— Это на девять лет позже, но я считаю, что лучше поздно, чем никогда. — Я прижала поцелуй к его губам. — Джульетте тоже нужен свой Ромео.
12
Бактерии обиды размножались: расстояние
превращалось в недоверие, недоверие - в горечь,
горечь - в ненависть, которая, в конце концов,
является разновидностью тягостной любви.
Джонни Рич
Это был ты, Ренье.
Это всегда был ты
- Джульетта, любящая сентиментальное дерьмо
ЭПИЛОГ
Обиду на хорошего человека
труднее всего вынести.
Публилий Сирус
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Один год спустя
— Ты уверен, что хочешь это сделать?
Мои глаза метнулись к Николайо, и я смерил его взглядом, пока не понял, что он шутит. Я не знал его так хорошо, как раньше, но я бы узнал. Со временем.
Я все еще привыкал к тому, что он рядом, и не хотел его убивать, но это была скорее его история, чем моя. К тому же мне было странно, что он избавился от своего акцента, чтобы вписаться в северную среду.
Рядом с нами Луиджи фыркнул.
— Посмейся, старик. — Я посмотрел на его смокинг. — Возможно, я передумаю приглашать восьмидесятилетнего старика в качестве одного из мужчин жениха.
— Пятьдесят, — поправил он.
Николайо хмыкнул.
— Если тебе пятьдесят, то я еще не родился.
— Логично. Уровень зрелости у тебя примерно такой. — Луиджи опустил руку, пока она не зависла в дюйме над полом, и я готов поклясться, что услышал, как треснула его гребаная спина. — Не волнуйся. Он разовьется, когда ты достигнешь половой зрелости.
— Я еще не достиг половой зрелости, — передразнил Николайо. — Чем ты оправдываешься?
Я поднялся на ноги, когда Луиджи открыл рот, точно на кончике его языка вертелся ответ.
Он перевел взгляд на меня.
— Куда ты идешь?
— Увидеть свою невесту.
— Но это плохая примета!
— Я не верю в плохие приметы.
Дверь захлопнулась за мной, и когда я добрался до комнаты, где Галло готовилась к нашей свадьбе, то подглядел за ней из-за стены. Стилист возился с ее волосами, пока она с трудом затягивала пояс с подвязками на ноге.
Кроме отца, у нее не было подружки невесты. Как бы Броуди ни старался, Галло не могла его простить, и я был на сто, черт возьми, процентов согласен с этим. Но с тех пор как мы переехали в Саут-Бич, она открылась миру, и я не мог представить себе сценарий, при котором кто-то ее не полюбит. Она завела новых друзей. Друзей, которые не манипулировали бы, не потворствовали и не были бы тайно влюблены в мою женщину. А до тех пор я был счастлив быть ее единственным лучшим другом.
Я вышел из тени, и стилист задохнулся.
Он коснулся своих губ кончиками пальцев.
— Нет, нет. О, нет. Ты не можешь здесь находиться. — Он шагнул вперед и попытался вытолкнуть меня. — Это плохая примета.
Я платил ему не за то, чтобы он меня раздражал, поэтому я увернулся от его руки и, игнорируя его неистовые взмахи, протиснулся к своей будущей жене. Я развел ее руки в стороны, взял подвязку и скользнул руками под ее свадебное платье.
Оно было белым и пышным, и она выглядела в нем прекрасно, впрочем, как и все остальное, что было на ней надето. А вот эта кружевная подвязка вызвала у меня интерес. Я медленно провел ею по ноге и, хотя не мог видеть, что делаю под всеми слоями ткани свадебного платья, почувствовал ее. Она была мягкой, гладкой и моей.
Такая. Блядь. Моя.
У стилиста наконец-то хватило ума оставить нас наедине, и вскоре единственным звуком в комнате стало затрудненное дыхание Галло.
— Это было грубо. — Она застонала, когда я застегнул подвязку на ее верхней части бедра и скользнул пальцами к ее влажной киске. Она всегда была такой, такой мокрой для меня.
Я сдвинул ее трусики в сторону и стал дразнить ее клитор пальцами.
— Если что, это твоя вина, что ты меня отвлекла.
Она испачкала свадебное белье своим возбуждением, и я хотел только одного - вылизать его дочиста. Она откинула голову назад и подалась бедрами вперед, пытаясь встретить мою руку.
— Ты даже не должен быть здесь.
— Я могу уйти.
— Не смей.
— Что скажешь, если мы уйдем отсюда и пораньше отправимся в медовый месяц? — Я прижался поцелуем к ее шее. — Я сделаю так, что ты не пожалеешь.
— У нас есть гости.
У нас были ее отец, мой брат, Луиджи и Спагетти. Я сомневался, что кто-то из них будет против.
Я убрал руку из-под ее платья и выпрямился, не обращая внимания на ее протесты.
— Пойдем. — Я взял ее за руку и потянул вверх.
— Куда мы идем? — спросила она, но все равно пошла за мной.
Я никогда не был таким уж жалким типом, но должен был признать, что мне нравилось, как она мне доверяла.
— На нашу свадьбу.
— Она начнется только через час!
Я пожал плечами.
— Все уже здесь.
— Ренье!
Я повернулся и встретился с ней взглядом. Я понял, что буду любить ее так же сильно и в пустом коридоре, и в заполненной свадебной часовне, и я не хотел ничего больше, чем чтобы она стала моей женой. Сейчас. Она смотрела на меня с недоумением на невинном лице, но я знал, что у моей непослушной невесты все еще мокро между ног, и, насколько я понимал, это было самое лучшее состояние для того, чтобы дать ей клятву.