Гробницу нельзя назвать древней: она появилась во времена Соньера при обстоятельствах, лишенных какой-либо таинственности. В 1883 году земли, на которых ныне находится памятник, скупил внук одного промышленника; в 1903 году он решил построить на них гробницу, выбрав для этого дела небольшой холм, расположенный в пятидесяти метрах от дороги в Арк. По его замыслу, в этом месте должны были покоиться члены его многочисленной семьи, и, чтобы осуществить свой проект, он обратился за помощью к местному каменщику, господину Буррелю из Ренн-ле-Бен. Но в 1921 году почтенные родственники внука промышленника, уже успевшие занять места в склепе, было потревожены: их переместили в склеп на кладбище в Лиму, а чуть позже само владение было продано другому промышленнику, американцу г. Лоуренсу. Гробница осталась нетронутой (то есть ее никто не занял) и пребывает в том же состоянии и поныне. Ее и сейчас можно увидеть в куще деревьев на холме, у самого края обрыва, рядом с маленьким мостиком, перекинутым через пересохшее русло источника. И если в этих местах окажется тот, кто знаком с картиной Пуссена, он без труда узнает пейзаж, открывающийся позади гробницы.
Все это заставляет задуматься. Вне всякого сомнения, заказчик этой гробницы знал о произведении художника. Он бы не выбрал это место и не стал бы копировать монумент, порожденный фантазией Пуссена, если бы не видел оригинала. Но с какой целью это было сделано? Никто так и не узнал, каковы были истинные намерения владельца гробницы: когда на сходство этих «произведений» обратили внимание, их создатели уже давно покоились в могилах. Разгадка тайны, очевидно, покинула мир вместе с ними.
Конечно, можно предположить, что Пуссен, вдохновленный видами в окрестностях Арк, не придумал ничего лучше, как увековечить на полотне понравившийся ему пейзаж. Но это не так. Никола Пуссен, родившийся в Лез-Андели, слишком рано покинул Францию: он работал в Италии, где и скончался. «То, что Пуссен, живший во Франции всего лишь два года (с 17 декабря 1640 года по 25 сентября 1642 года), мог покинуть Париж и целых три месяца трудиться над картиной в Корбьерах, кажется маловероятным. Если бы Пуссен посещал этот край, об этом остались бы свидетельства… Более того, можно с уверенностью утверждать, что художник не мог вырваться из Парижа, поскольку при дворе на него была возложена официальная миссия. Он был буквально завален работой».[178]«Аркадские пастухи», представленные в Лувре, не единственная картина французского живописца, написанная на эту тему. Существует и другое полотно, более ранняя работа Пуссена, в течение двух веков хранившаяся в галерее герцогов Девонширских, в Англии. К слову сказать. Пуссен был не первым художником, воплотившим подобный сюжет в художественную форму: стоит напомнить о картине Джованни Гверчино, написанной в 1618 году, — вполне возможно, что Пуссен был вдохновлен именно ею. Общим для этих трех картин является изображение пастухов, читающих надпись на могильном камне: «Et in Arcadia ego». Загадочная фраза (ее можно перевести двояко: «И вот я в Аркадии» либо «И я бывал в Аркадии») привлекала внимание толкователей не меньше, чем герои картины, — казалось, каждая деталь в этих произведениях наполнена символическим смыслом. На картине Гверчино, фоном которой служит скалистый пейзаж, два пастуха, опираясь на посохи, разглядывают надгробие, на котором покоится череп (в нем можно увидеть пробоину, что вновь отсылает нас к древнему германскому ритуалу — пробитый череп не давал покойному возможности «вернуться»). На полотне Пуссена, хранящемся в Англии, изображены три пастуха, один из которых сидит в усталой позе, а два других взирают на гробницу с каким-то испугом. Пастушка по левую руку от них тоже рассматривает гробницу, но почти безучастно.
Наибольший интерес представляет третья картина, хранящаяся в Лувре. Это полотно считается совершенным образцом композиционной соразмерности: правило «золотого сечения», это знаменитое соотношение 1,618,[179] соблюдено Пуссеном полностью, все скомпоновано так, чтобы сделать надпись фиктивным, но абсолютным композиционным центром. Три пастуха и пастушка окружили могильный камень. Пастух, находящийся слева, опершись на посох, прислонился к надгробному камню; его лицо полно любопытства. Его напарник, опустившись на левое колено, ведет по надписи указательным пальцем, словно читая ее. Третий пастух находится справа от гробницы. Наполовину склонившись и опираясь на посох, он указывает левой рукой на надпись, но голова его вопросительно повернута к пастушке. Та, положив руку на пояс, стоит слегка опустив голову; по выражению ее лица можно догадаться, что она знает значение надписи, которое неведомо ее товарищам. Таинственный пейзаж на заднем плане — гребни гор в голубом небе; в просветах между ветвями деревьев видны сгустившиеся облака, подсвеченные красным заревом, какое можно наблюдать перед закатом солнца.
179
Полотно Пуссена полностью соответствует правилу «золотого сечения», то есть его композиция выстроена соразмерно тому, что Пифагор назвал «божественной пропорцией» (деление в крайнем и среднем отношении, равное числу 1,618003399…). Еще в античные времена было замечено, что это число можно получить из соотношения отрезков между первой и второй и между второй и третьей фалангами пальца: пуп разделяет человеческое тело в той же пропорции. Золотому сечению, результату точного математического подсчета, всегда придавались сакральные и даже магические свойства.