«Два раза пересечь»… Это так, но был и «третий раз», который привел Нерваля на улицу Старого Фонаря. Не дадим же себя провести. «Что если аббат Соньер был лишь тем, чьей задачей было привлекать к себе внимание, отвлекая его от более интересных и странных вещей? Что если „дело Ренн-ле-Шато“ было всего лишь надводной частью гигантского айсберга? Или умело созданной шумихой, скрывающей подготовку к чему-то „иному“, способному поколебать вековую уверенность?»[199]
Итак, вопрос поставлен. Иногда следует задать вопрос ради того, чтобы ответ всплыл из глубин бессознательного, где все это время он был скован сном, как медведи Аркадии, король Артур из кельтских легенд или же Мария из Магдалы, таинственная женщина, о которой столь мало говорится в Евангелии — не страх ли тому причиной? Действительно, ее загадочное, почти двадцативековое присутствие в христианстве таит в себе угрозу, но не ту, что потрясает устои Церкви или опровергает существующие религиозные догматы: Мария Магдалина всего лишь стремится донести до нас послание о любви и красоте, о знании и ясности.
Тот, кто хочет отыскать послание аббата Соньера, должен двигаться именно в этом направлении. Мария из Магдалы — это ключ ко всей жизни этого священника. Вопреки всему, что было о нем сказано, вопреки недоброй молве, желавшей сделать из него священника-расстригу или адепта опасного тайного братства, мы заявляем о том, что кюре Ренн-ле-Шато был вдохновенным человеком. Конечно, о природе его открытий нам известно крайне мало: кто-то заставил священника держать рот на замке. Но кто? Неизвестно. Тем не менее манускрипты, найденные в опоре алтаря, существуют и, следовательно, где-то хранятся… Беранже Соньер никогда не говорил о них, равно как и о том, откуда появился источник его невероятных доходов — эту правду из него не смог вытянуть даже епископ Каркасонский. Иными словами, раз аббат хранил столь упорное молчание, значит, на то у него были веские причины.
Беранже Соньеру посчастливилось (или, напротив, не повезло) найти «Золото Королевы». Знание того, каким было сокровище — материальным или духовным, — ничего не меняет в деле. Главное в нем то, что это могло быть только «проклятое золото». Владея им, невозможно изменить привычный ход вещей, установленный обществом: с ним не идут наперекор существующим религиозным законам. С ним можно лишь проповедовать в пустыне, подобно Крестителю.
Соньер поступил именно так. Но он не забыл о своем долге священнослужителя — помогать другим. Он смирился с несчастьем, спрашивая себя каждый день, чего ждать от дня следующего. Он никогда не приезжал в Париж ради того, чтобы отдать манускрипты на экспертизу, и никогда не был знаком с сатанистами Жюля Буа. Он никогда не был возлюбленным Эммы Кальве, как, впрочем, и Мари Денарно. Он не был замешан в махинациях с деньгами, полученными за мессы. Разумеется, он был монархистом и интегристом, но тех же взглядов придерживались и многие его коллеги. В силу каких причин аббата обвинили в том, что он был франкмасоном или членом никому не известной секты, которая манипулировала им в обмен на богатство? Соньер умер бедным, та же участь ожидала и Мари Денарно. Ее наследники не нашли никакого «королевского золота», равным образом как и вестготского, тамплиерского или катарского. «Роман об аббате Соньере» — это колоссальный обман, написанный с целью дезинформировать читателя и умело скрывающий то, что лежит на поверхности. Прежде всего его сочинители постарались очернить post mortem достойного человека.[200] Далее, вне всякого сомнения, Соньер знал о секрете, и этот секрет был очень важным. Кюре не имел права разглашать его, но он принял меры для того, чтобы передать его нам наипростейшим способом. Но зачем оставлять этот способ простым, если его можно усложнить, — видимо, так решили сочинители «романа об аббате Соньере». Творение Беранже Соньера существует. Оно очевидно и даже читаемо. Найдется ли еще столько же неграмотных сегодня, сколько их было в ту декадентскую пору 1900 года? С какой целью была искажена История, в угоду чьей сомнительной идеологии?
200
Пользуясь случаем, хочу сказать, что нечто подобное произошло и с моим духовным отцом, аббатом Анри Жийаром. После его смерти о нем поползли нелепые слухи, хотя этот человек являлся образцом человеческого достоинства и священнического долга. Все лишь потому, что он интересовался вещами, которыми не следовало интересоваться, а также проводил за свой счет работы по оформлению (любопытному, не скроем) храма, ректором которого он являлся.