Остались лишь косяки! Вот бедолаги… Авторов этих «модификаций» вроде бы не за что винить в некомпетентности: они всего-то убрали ненужную дверь и вернули на место крест, который Соньер вроде бы случайно перевернул! Вышеупомянутые авторы — а все они люди образованные и интересные — львиную долю своего времени и усилий отдают благому делу. Вспоминается поговорка: «Господи, обереги меня от друзей, со своими врагами я справлюсь и сам».
Вот так. Карты розданы, игра началась. Но в колоде немало крапленых карт; нужно иметь терпение, чтобы отличить их от нормальных.
Эркуль Пуаро и Мегрэ нам не помогут. Агате Кристи и Сименону неинтересно наше дело. Как поступить? И автор и читатель — вместе мы должны приняться за работу. Чтобы найти ответ, мы должны отобрать нужные факты в ворохе самой разнообразной информации.
Решить загадку? Трудная затея? Кажется, что нас ждут прекрасные указатели, которые невозможно не заметить…
Глава VI.
ACTA EST FABULA
Пьеса сыграна, причем пьеса детективная. Теперь нам предстоит тщательно изучить игру актеров и отделить правдивые указания от мистификаций. Во время преподавания в нарбоннской семинарии Соньеру наверняка приходилось «отделять зерна от плевел». Мы же столкнулись с ученой смесью тех и других…
Итак, опишем все обманчивые изображения, даже если нам придется объяснять причины их установки; так нам проще будет найти ответ.
Да, Жан-Клод Дани справедливо заметил: в церкви взору посетителя предстают девяносто аномалий, мы можем поверить слову этого выдающегося историка искусства. Элементарные психологические причины противоречат гипотезе, согласно которой речь идет о символических и топографических знаках, раскрывающих природу клада и указывающих искателю путь к открытию. А может, Соньер и его друзья действительно решили отдать легендарное сокровище первому, кто придет в церковь и окажется настолько умен и проницателен, чтобы разгадать все символы?
Может, мы имеем дело с проделками человека, склонного к розыгрышам? Нет, дело обстоит гораздо серьезнее. Вскоре мы увидим, к чему стремился аббат.
Все понятия, являющиеся неотъемлемой частью классического христианства, были здесь поставлены под удар. Вспомним о таких чудовищных нелепостях, как два младенца Иисуса и «храм-перевертыш», с его перевернутым крестом. Этим все сказано: все эти знаки громко вопиют от вероотступничестве Соньера и его склонности к ереси. Соньер зашел далеко за границы допустимого перед своим церковным начальством, и возникает вопрос: как же епископ Бийар, посетивший церковь в первый раз, не высказал своего возмущения? Неуверенность или боязливость? Незнание? Наоборот, полное знание? Интересно, что епископ Каркассонский никогда не чинил препятствий Соньеру. И затем… было ли то посещение церкви действительно первым?
Возводя свою церковь, кюре Ренн-ле-Шато не только разрушал. Не предвещала ли его церковь создание син-кретистского храма? Храма будущей единой религии? Все это заставляет вспомнить тамплиеров. Церковь, посвященная одновременно Митре и Христу? Абсурд? В мель-китской церкви — заключившей конкордат с Римом — Рождественское богослужение начиналось с молитвы «Христу, новому Митре». И два младенца Иисуса в церкви Соньера… Если вернуться к истокам христианства, выходит, что переворот в Никее породил колоссальный экстремизм. Этот переворот удался благодаря вмешательству могущественного императора и тому, что физики называют приданной инерцией. А также благодаря тому, что Никейский догмат угодил пристрастию к легким чудесам, которые так свойственны людям.
К чему же стремились так называемые Церкви и инициационные общества, основанные на принципах элитарности и тайны? Они пытались восстановить христианство в том виде, в каком оно существовало до Никейского собора. Эти Церкви и общества почитали мессию Иисуса, но не искажали его облик, как то сделал Константин Великий.
С этой стороны отрицание мессианской роли Иисуса, приписываемое тамплиерам в последнее время, также представляется проявлением экстремизма, начало которому положил Никейский собор.