— И то и другое.
— Это не банальный вопрос, ты не получишь запасной вопрос. Выбери один.
— Отлично. Сама себе, — сказал я, на самом деле, не заботясь о ее сексуальной истории, но искренне любопытствуя, как часто она это делала.
— Не знаю… Месяц…
— Месяц? — спросил я, приподняв бровь.
— Я живу в Хейлшторме! — защищалась она. — Я сплю в казарме.
— Не зря, милая, но я не думаю, что у какого-нибудь чертова мужчины в этой комнате возникнут проблемы с тем, чтобы ты занялась этим прямо здесь и сейчас.
Она рассмеялась, слегка улыбнувшись мне и не прося не называть ее так. Я называл ее так раньше, и она возражала. Так оно и было. И, так или иначе, это была действительно красноречивая мелочь.
— Почему вы с Дюком ненавидите друг друга?
Теперь возник интересный вопрос, на который не было простого ответа. Я не испытывал ненависти к Дюку. На самом деле я очень уважал его, пока не понял, что он скрывает неонацистское воспитание. Ты не можешь исправить то, в чем ты родился. Я знал это лучше, чем кто-либо другой. Но когда я нажал на эту кнопку, чтобы убедиться, что она не вызовет искры, она взорвала то, что было бомбой замедленного действия.
— У нас у всех есть свои скелеты, — начал я, хватая пиво и открывая крышку. — Я нажимаю на кнопки, чтобы посмотреть, что после этого будет. Это не та привычка, которая заводит друзей. Особенно когда ты нажимаешь на кнопки такого человека, как Дюк, и он, блядь, взрывается. Это не та привычка, от которой я могу или даже хочу избавиться, и это не то, что я могу забыть или простить. Мы ссоримся и выводим друг друга из себя, но он мой брат. Это много значит для меня. Особенно сейчас.
— Как бы то ни было, ты нравишься Пенни. Я думаю, что в конце концов она приведет его в чувство, если ты, возможно, попытаешься перестать быть придурком.
— Да, но каковы шансы на это? — спросил я с ухмылкой. — Почему ты так упорно борешься с этим? — спросил я, так как была моя очередь.
— Борюсь с чем? — спросила она, прекрасно понимая, что я имею в виду.
Я взял свою тарелку, все еще почти полную, и потянулся, чтобы поставить ее на верхнюю койку, и поставил свое пиво на пол, двигаясь вперед по матрасу, пока наши бедра не выровнялись. Моя рука поднялась, скользя по ее подбородку, пока не коснулась ее лица. — Этого, — уточнил я. — И не оскорбляй нас обоих, говоря, что этого нет, потому что мы оба, черт возьми, знаем, что это есть.
— Ренни, это…
— Не сложно, — вмешался я. — Так что это? Страх? Я тебя пугаю. — Она отвела глаза, не в силах признать, что это правда. — Потому что ты не можешь позволить себе открыть себя. Потому что я могу видеть сквозь щиты.
— Дело не в этом…
— Ты же видишь, что для меня это то же самое, верно? Ты и я, мы две стороны одной гребаной монеты. Никто не сможет залезть мне под кожу и посмотреть, что там. Но я позволяю тебе. Мне это сделать ничуть не легче, чем тебе. Но я готов рискнуть и посмотреть, что произойдет. Я просто прошу тебя сделать то же самое здесь. Я не прошу тебя делать то, чего бы я не захотел делать.
Я поймал ее на этом.
Ее глаза поднялись на меня, чуть менее настороженные, чуть более уязвимые. За десять минут она дала мне больше, чем за несколько недель.
Дело в том, что я хотел большего. Я хотел всего этого.
И судя по тому, что ее веки стали тяжелее, когда мой палец провел по ее щеке, да, она тоже хотела большего.
Я склонил голову к ее лицу, наблюдая за любым признаком отстранения. Не найдя ничего, я прижался губами к ее губам.
— У ворот кто-то есть, — крикнул Кэш вниз по лестнице. — Тащите свои задницы сюда.
Мина отшатнулась от меня, ее губы приоткрылись, глаза расширились, она поняла, что мы собирались сделать.
— Двигайся, — потребовала она, прижимая руку к моей груди, и, когда я не сразу пошевелился, чтобы подчиниться, она отскочила с другой стороны кровати, метнулась и сунула ноги в ботинки, очевидно, желая снова создать некоторую дистанцию.
Но она действительно чертовски недооценивала меня, если думала, что мы собираемся сделать шаг назад теперь, когда мы наконец-то продвинулись вперед.
Я встал с кровати, схватил свое пиво и направился наверх, чтобы найти всех, кто стоял вокруг, за исключением Саммер, Мейз и детей, вероятно, все были отправлены в одну из комнат.
— Кто это?
— Мои ребята у ворот сказали, что не знают его. Представился как Лаз, — пояснила Ло, пожимая плечами. — Он хочет поговорить с Рейном. Они его обыскали и сейчас приведут.
Репо распахнул дверь, и вошли вооруженные до зубов парни Ло, которые были одолжены у Хейлшторма до тех пор, пока мы снова не сможем охранять наши собственные ворота. Между ними стоял высокий парень с короткими темными волосами, темными глазами, в которых, казалось, было много глубины, и телом пловца в джинсах и черной футболке.