Но я не ожидала от жизни такой подлости! И вместо того, чтобы начать стучать, кричать, я застыла в нерешительности и упустила время. Шаги в коридоре стихли. Я вновь уселась на стул и стала сочинять, что скажу, когда вернется хозяин кабинета. В том, что вернется, я не сомневалась: лампа-то горела. Вопрос – когда?
И тут до меня дошло, что вообще никто может не прийти. На верхнем этаже больницы, с которой соединена поликлиника, находится челюстно-лицевая хирургия. Рентген бы понадобился, если бы привезли, например, пострадавшего в аварии. Но этого, честно, не хотелось. А что делать? Куда звонить? В МЧС? Нет, конечно.
Придется позвонить родителям, а там уж пусть придумают что-нибудь. «Что-нибудь» в моем понимании выглядело так: папа мчится сюда, гардеробщица вызывает охранника с комплектом ключей, и меня освобождают. Хотя можно и проще – родители находят телефон челюстно-лицевого отделения и сообщают, что те закрыли в кабинете ни в чем не повинного пациента. И мне, возможно, еще удастся уговорить их сделать снимок.
Вот если бы это было кино, то телефон, конечно, разрядился бы в самый ответственный момент, но я-то точно знаю, что у меня с этим все нормально, потому что после обеда поставила его на зарядку. Тут я холодею… Я забыла телефон на работе! Для очистки совести вываливаю все содержимое сумки на врачебный стол – конечно, его нет. Ну, по крайней мере, он хоть зарядился. А мне-то что делать? Провести тут ночь совсем не улыбается, главное, жалко родителей. Представляю, как они будут волноваться!
Начинаю стучать в дверь и негромко выкрикивать: «Откройте! Пожалуйста! Кто-нибудь! Помогите!» Это выглядит так нелепо... В ответ – тишина, да я и сама понимаю, что меня никто не слышит. Настроение портится окончательно.
Внезапно гаснет свет. Оказавшись в кромешной тьме, от неожиданности выдаю словцо, за которое, услышь его мама, я получила бы полную порцию нравоучений. В это время лампа включается снова, и я перевожу дух. Собираясь продолжить размышления о том, что же предпринять, чувствую какие-то изменения. Боковым зрением замечаю, что на столе аппарата что-то лежит. Ужас пронизывает меня с головы до ног, сердце замирает. Я осторожно поворачиваю голову.
Безусловно, это «что-то», ведь на труп нельзя сказать «кто-то». На столе, который только что был пуст, лежит тело, замотанное в простыню с головой, что, собственно, и позволяет сделать вывод, что оно неодушевленное. Как оно тут появилось? Дверь не открывалась, я ведь сижу рядом. Да и света не было буквально пару секунд. От страха ноги становятся ватными, в животе начинает противно свербеть, я потихоньку выдыхаю, боясь издать звук.
И почему-то вспоминаю, как в детстве была в родительский день с бабушкой на кладбище. Меня удивило, что через неширокую дорогу стояли частные дома, играли дети. «Как они не боятся тут жить?» И бабушка ответила: «Мертвые еще никому зла не сделали. Не их надо бояться, а живых». Но сейчас я жутко боюсь! Я не свожу взгляда с тела и как можно тише продвигаюсь в сторону маленькой комнаты. Мне хочется быть подальше от него. Осторожно пячусь по коридорчику, подхожу к двери и понимаю, что мне надо ЕГО постоянно видеть, я не смогу сидеть, не зная, все ли еще ОНО находится на столе…
Уже стоя на пороге, обвожу комнатку взглядом и вздрагиваю: на кушетке в полумраке удобно устроился еще один труп, так же закутанный простыней. Тут уж я не выдерживаю. Истерически взвизгнув, в панике начинаю ломиться в окна коридорчика. Рама одного намертво забита, но второе приоткрылось сантиметров на пятнадцать. Открыться полностью ему мешает высокий медицинский пульт, придвинутый к подоконнику. Видно, что он старый – кнопочки, ручки и тумблеры на нем тусклые, значки полустерты. Совсем некстати в голову приходит мысль, что, наверное, это морально устаревшее оборудование, но его нельзя просто так выбросить, потому что оно на балансе мед. учреждения, вот и подпирает окно.
Говорят, в минуты опасности человек приобретает невиданные способности: может перепрыгнуть пятиметровый забор или поднять трамвайный вагон. Насчет первого не знаю, но отодвигаю тяжеленный металлический ящик, который мне по пояс, как пушинку. Окно распахнуто! Я выглядываю. Оно выходит на задний больничный двор с беседками и скамейками, занесенными снегом. Никого. Смотрю вниз: блин! До земли метра три, вот тебе и первый этаж! Проклинаю свои шпильки: сломать их дважды два, а если, не дай Бог, ногу? Оглядываюсь. Тела лежат смирно.