Огюст не только не знал ответа на этот вопрос — он даже не знал, чем смог бы теперь заняться. По традиции семья Ренуаров приглашала друзей на субботние вечера. Среди них был месье Улеве, художник. Он часто давал советы Огюсту. На этот раз он посоветовал ему копировать античные скульптуры. Этот художник был не единственным, кто считал, что таланту Огюста следует уделять особое внимание.
Был ещё месье Лапорт. Как-то в гостиной Ренуаров на улице Гравилье он очень внимательно, молча разглядывал «Еву», написанную Огюстом, и он пришёл к твёрдому убеждению: юноша должен посвятить себя живописи. Он был настолько уверен в этом, что даже предсказал Огюсту блестящую карьеру. Несколько лет спустя, не без сожаления, он доверительно скажет Ренуару: «Молодой человек, если бы Вы остались верны мрачным тонам (“битуму”), Вы стали бы Рембрандтом». Но Ренуар не был приверженцем этой традиции старых мастеров живописи…
Пока же речь шла о том, чтобы зарабатывать на жизнь. Но старательно рисуя гербы для брата, который затем переносил их на гравюры, или расписывая веера копией «Поездки на остров Киферу» Ватто, разбогатеть было нельзя.
Однажды на двери мастерской на улице Бак, 69, Огюст увидел объявление: «Требуется мастер для росписи штор». Мастерская выполняла заказы миссионеров, изображая на занавесях религиозные сюжеты. Эти шторы имитировали витражи — их развешивали на окнах церквей Алжира и других стран Востока, где проповедовали евангельское учение. Ренуар убедил хозяина мастерской, что он отлично знаком с техникой росписи штор, а также заверил его, что, получив образование у Братьев христианских школ, он знает Библию, Евангелия и Жития святых. Он должен был приступить к работе на следующий день. На выходе из мастерской он пригласил одного из работников в соседний кабачок, где за стаканом вина признался ему, что совершенно не знаком с этим ремеслом. Оказалось, что работник этот был племянником хозяина. Но он не выдал Огюста, а пригласил его к себе, объяснил и продемонстрировал основные приёмы, которые оказались довольно простыми. Утром Огюст начал работу.
Владелец мастерской вскоре оценил нового работника и был очень доволен, что поверил ему. «Я занял место старого мастера, гордости мастерской, который заболел и не собирался возвращаться. “Вы идёте по его стопам! — говорил мне патрон. — Вы обязательно достигнете его мастерства”. И только одно беспокоило хозяина. Он был очень рад моим успехам и даже признавался, что ещё никогда не встречал столь искусного мастера; но он очень хорошо знал цену деньгам и был огорчён тем, с какой лёгкостью я зарабатываю столько денег. Мой предшественник, которого ставили в пример всем новичкам, никогда не писал без долгой и тщательной подготовки. Когда патрон увидел, как я удачно располагал фигуры с первой же попытки, он буквально задыхался от возмущения: “Какая беда, что Вы стремитесь заработать как можно больше денег! Вы увидите, что в конце концов утратите свое мастерство!”». Так как виртуозная работа Ренуара позволяла ему расписывать большое число штор, то хозяин предложил оплачивать их по значительно более дешёвому тарифу. Его племянник убеждал Огюста, что дядя не сможет больше без него обойтись, и советовал ему стоять на своём. И Огюст не уступал. В конце концов патрон отказался от своей идеи, ведь он действительно нуждался в Ренуаре и дорожил им…
В свободное от работы время Огюст занимался, как он называл, «глупостями». Спустя полвека Ренуар подтверждал: «Глупости совершаешь, пока ты ещё молод. Это ещё не так серьёзно, так как ты ещё не несёшь за них ответственности». Он занимался «глупостями» с Бертой, пышной блондинкой, с которой познакомился у племянника хозяина, или с девушкой, похожей на испанку, чей сутенёр был убит в драке. В это же время он увлёкся живописью. Муж его сестры, Шарль Лере, уговорил его купить краски и холсты. Огюст написал портреты отца и матери, а также головки молодых девушек. А ещё Огюст читал: Ронсара, Вийона, Рабле, Теофиля Готье, Альфреда де Мюссе. Но к этому увлечению он относился осторожно: «Это может стать пороком, худшим, чем алкоголь или морфий. Не следует читать всё подряд или читать только шедевры. Великие люди приближают нас к природе. Романтики удаляют нас от неё. Идеально было бы читать только одну книгу в течение всей жизни». Он сделал выбор незамедлительно: «Я выбрал бы Рабле!» Иногда Ренуар посещал театр. Он избегал смотреть мелодрамы: «Буржуа квартала там льёт слёзы, сочувствуя несчастной сироте. Он возвращается домой, всё ещё всхлипывая от рыданий, и тут же вышвыривает за дверь прислугу за то, что она забеременела».
Как-то он пил кофе с круассаном в небольшом кафе на Центральном рынке. Его внимание привлекла оживленная беседа между хозяином кафе и каким-то мужчиной. Тон разговора нарастал. Собеседники не договорились: хозяин отказался удовлетворить требования своего визави, и тот покинул кафе. Из услышанного Огюст понял, что хозяин хотел декорировать своё кафе, и осмелился вмешаться, хотя с его стороны это было невежливо. Он заявил, что готов расписать кафе. Хозяин колебался. Чтобы подтолкнуть его к принятию решения, Огюст предложил ему заплатить только тогда, когда работа будет закончена. Сделка была заключена. За два дня (предыдущий декоратор требовал неделю срока и высокую оплату) роспись была выполнена. В течение этих дней Ренуар непрерывно поднимался и спускался по подмосткам, приближался к стене и отходил подальше, чтобы быть уверенным в пропорциях. Годы спустя он признавался: «Я выбрал в качестве сюжета Венеру, выходящую из вод. Я могу тебя заверить, что я не экономил ни веронезской зелени, ни голубого кобальта». Патрон был в восторге. Венера привлекала клиентов.
Многие хозяева кафе в округе захотели, чтобы Огюст украсил и их заведения. «Я расписал примерно два десятка кафе в Париже». Архитектор театра «Фоли-Бержер», строительство которого было недавно завершено, настойчиво предлагал Ренуару декорировать театр. Огюст отказался. Ему удалось, расписывая кафе и шторы, скопить немного денег, но он не собирался вкладывать их в возведение лесов и оплату труда помощников, которые были бы необходимы при работе в таком большом здании.
Напротив, настало время последовать, наконец, совету, который ему неоднократно давали художник Улеве, его шурин Лере и друг Лапорт: обучаться живописи в мастерской Глейра.27 Эмиль Анри Лапорт решительно настаивал, что нужно идти именно к Глейру, а не в какую-то другую мастерскую. Огюст с Лапортом стали друзьями с конца 1850-х годов, с тех пор как встретились на улице Пти-Карро, где городские власти Парижа открыли бесплатные курсы рисования. Если Эмиль Анри отказался от работы гравёром, то Огюст должен был отказаться от сотни франков, которую он зарабатывал каждый месяц в мастерской, расписывая шторы…
Глава вторая
ГЛЕЙР И ЭСМЕРАЛЬДА
Холст, высотой немногим более метра и шириной полтора метра, объединяет портреты сорока трёх учеников мастерской Глейра. Такова традиция некоторых мастерских, где ученики пишут портреты друг друга. Я пишу тебя, ты — меня… И когда-нибудь потомки узнают здесь своих. Среди этих портретов, выстроившихся несколькими рядами, есть изображение Ренуара. Он написан в профиль: с короткими волосами, единственный из всех молодых людей, не имеющий ни бороды, ни усов. Лицом к нему, тоже в профиль, располагается его друг Эмиль Анри Лапорт. Над Ренуаром — Сислей. Несколько ниже, в белой сорочке с серым галстуком, — молодой человек, похожий на Базиля… Для всех учеников эта мастерская была организована на условиях, продиктованных Марком Габриелем Шарлем Глейром, когда он согласился возглавить её: «Вы мне не платите ни одного су. Я вспоминаю время, когда я довольно часто бывал вынужден отказываться от обеда, чтобы сэкономить 25 или 30 франков, которые должен был платить каждый месяц казначею, месье Эрсену». Поэтому Глейр приказал своим ученикам: «Снимите в аренду мастерскую… соберите на оплату аренды общие деньги, а я буду приходить к вам два раза в неделю, в зависимости от обстоятельств, проверять ваши работы и давать вам советы».