В зависимости от типа источников я подходил к их анализу по-разному. База данных, созданная на основе полицейских досье и судебных дел, была проанализирована с помощью программного обеспечения для статистического и сетевого анализа.
Данные интервью были закодированы и проанализированы на предмет их содержания и повторяющихся в них тем. Кодирование происходило по системе «от общего к частному» и следовало стратегии «разбиения на блоки» [Miles, Huberman 1994: 52], что позволило классифицировать данные в соответствии с содержащимися в них переменными величинами, например, по запасам ресурсов или по поддержанию незыблемости границ и, если возможно, по взаимосвязи между этими величинами. Архивные материалы были тщательно проанализированы, что дало возможность дополнить исследование соответствующей значимой информацией, касающейся конкретных вопросов, в частности ресурсов и внешних связей. Аналогичный процесс был проведен с отчетами НПО и различными информационными базами данных, включая огромный архив газетных статей East View из Восточной Европы, доступ к которому мне предоставил Оксфордский университет.
Вопросы обоснованности
В отношении концепций и источников, используемых в этой книге, необходимо сделать ряд уточнений. Во-первых, такие термины, как «организованная преступность» и «мафия», семантически перегружены [Naylor 1997; Woodiwiss, Hobbs 2009; Albini, Mclllwain 2012]. В частности, их использование имеет смысл, когда они связаны с этническими маркерами, такими как «русский», или «грузин», или «итальянец», либо когда существуют четкие институциональные и политические цели, связанные с борьбой с обозначаемыми ими явлениями [Smith, Dwight 1976; Finckenauer, Waring 1998; Sheptycki 2003]. Конечно, о возникновении угрозы организованной преступности в постсоветских странах, как внутри этих стран, так и на международном уровне, может быть написана еще одна полноценная книга (см. в качестве хорошей отправной точки [Serio 2008]). В отличие от Северной Америки, где понятие «организованная преступность» сформировалось еще в конце XIX века [Woodiwiss, Hobbs 2009], в Советском Союзе полиция преследовала «групповую преступность» и «воров-рецидивистов» до тех пор, пока в 1980-х годах ее внимание не переключилось на новую угрозу – «организованную преступность».
В этой книге упомянутые термины не воспринимаются некритически. В соответствующих местах в ней будут рассмотрены некоторые случаи использования и злоупотребления угрозой «организованной преступности» в Грузии и полезность «мафиозного мифа» как для политиков, так и для преступников (см. главы 4 и 8). Однако в других случаях, как уже говорилось ранее, я буду использовать термины «организованная преступность» и «мафия» только в строго аналитическом смысле, для того чтобы обозначить различие между двумя сюжетами – монопольной продажей защиты (мафия) и монополией на предоставление любого другого незаконного продукта или услуги (организованная преступность), – оба из которых основаны на применении насилия.
Что касается источников, то, во-первых, к изложенным в интервью самоотчетам о событиях, связанных с организованной преступностью, следует относиться с осторожностью. Я подходил к каждому собеседованию с учетом этого, проводя в некоторых случаях дополнительные интервью, если чувствовал, что необходимы дополнительные вопросы или прояснение какой-либо неясности. Каждое слово, сказанное в интервью, я воспринимаю не как объективное отражение реальности, но как ее восприятие конкретным респондентом, дающим интервью иностранцу, и именно с этой оговоркой использую эти интервью на протяжении всей книги. Тем не менее, прежде чем использовать какой-либо элемент интервью в своей работе, я пытался сопоставить поведанные мне истории с рассказами других людей, часто имевшими место в неформальных беседах, и, если это вообще возможно, с газетными репортажами, полицейскими документами и официальными отчетами.