— Нет, конечно, но…
— Ты хочешь, чтобы наша дочь видела все это… свинство? — задыхаясь в поисках достойного определения, Ирина неопределенно махнула рукой, случайно указав при этом именно на то место, где на траве в тенечке среди водки и прочих припасов, возвышалась гора мяса, которое быть может еще сегодня хрюкало. Я тоже невольно хрюкнула, тем самым обратив праведный гнев сестры на себя. — Я не обвиняю тебя, Мария! В конце концов, кто мы такие, чтобы ради нас менять свои привычки…
И Ирина двинулась вниз по ступенькам, следом было пошел Николай, но остановился, заметив, что жена его не двинулась со своего места. Бедняжка сидела, втянув голову в плечи и опустив глаза, словно в надежде, что так ее не заметят.
— Лидия? — Николай был удивлен ее пассивным неповиновением настолько, что мне немедленно захотелось дать ему в нос.
— Мы с Лидочкой хотели бы остаться, правда, дочка?
— Да.
— Миша!!
— Ирусик, сколько лет на тебе женат, столько слышу страшные истории о вакханалиях, которые творятся у твоей сестры… И черт меня побери, если я соглашусь уехать в тот самый момент, когда все только начинается!
Я разозлилась.
— Это вам не балаган, Михаил. А мои друзья не дрессированные уродцы.
Он смутился и выставил перед собой раскрытые ладони.
— Маша, Маша, не мастак я говорить, так что уж простите, если брякнул что не так. Я не имел ничего… На самом деле…
— Ладно, чего уж там.
— Так нам с Лидушей можно присоединиться? Мы не покажемся чем-то чужеродным?
Я вдруг развеселилась, все стало легко и просто, хотя бы потому, что бояться мне уже было абсолютно нечего.
— Вы еще посмеетесь над своим вопросом часа через четыре, если, конечно, вспомните о нем.
Глава 3
— Это, и правда, будет вакханалия? — вопрос застал меня врасплох, когда я рылась в сарайчике возле летней кухни в поисках запрятанного туда еще в прошлом году большого чугунного котла, в котором Куклюша обычно варила детям чудесный кулеш над костром.
Я невольно вздрогнула и больно прищемила палец, уронив на него какую-то железную растопырку, назначение которой уже давно забылось. Иван, пригнувшись, шагнул внутрь и, отстранив меня, сам принялся разбирать завал. Засунув в рот пострадавший палец, я смущенно глядела на его обтянутую светлой рубашкой спину.
— Ты испачкаешься.
— И то верно. Переоденусь, а потом помогу. Ничего не трогай без меня.
— Где Василек?
— Занял стратегический пост в развилке дерева у ворот. Ждет. Маша, быть может, его стоит увезти, если… — он поднял на меня глаза и твердо закончил. — Водки слишком много.
— Не волнуйся. Дети даже для этих обормотов — святое. Малышей здесь всегда бывает очень много. У одной Куклюши их своих пятеро, да столько же приемышей.
Иван присвистнул.
— А дядя Пуп?
— О! Наверняка, это его стараниями сюда понавезли все это. Чувствуется рука профессионала. На самом деле его зовут Яков Крыштовский…
— Тот самый Крыштовский?
Я кивнула.
— Как же он превратился в Пупа? — улыбаясь, спросил Иван.
— Когда Наташка была еще совсем маленькой, Яша как раз совершенно свихнулся на поп-музыке. Некоторое время он честно не понимал, почему его… гм… пение не пользуется популярностью, но потом с дружеской помощью до него наконец-таки дошло, что его истинное дарование совсем в другом. Решившись переквалифицироваться, он мгновенно стал одним из лучших продюсеров Москвы… В общем, Наташка только и слышала от него: поп-рок, поп-звезда, поп-стиль. Поп в ее детской головенке как-то переделался в Пуп… Теперь Наташка Яшку уже так не зазывает — взрослой стала, а Васька с ее подачи только «дядя Пуп» его и зовет.
— Понятно, — смеясь вместе со мной, ответил Иван. — И сколько всего ожидается гостей?
— Не знаю, кто сможет выбраться на этот раз. Все они уже в несколько иной весовой категории… Но Стас будет наверняка, а в его банде человек пятьдесят не меньше. Это не считая детей.
— Банде?
— Увидишь все сам. Уже скоро. Иди, правда, переоденься… И будь сегодня начальником моей стражи. Когда эти лоботрясы наклюкаются, мне может понадобиться твердая рука и ясный ум.
— Я присягаю вам на верность, госпожа моя… И если бы здесь не было так грязно, а это, — он оттянул двумя пальцами штанину, — не были бы мои единственные приличные брюки, я бы даже преклонил колено…
— Иди уж… Ланселот Таврический!