Я открыла рот, видимо для того, чтобы выразить свое недовольство таким его поведением, но вместо этого громко икнула. Он вновь глянул на меня, и губы его дрогнули то ли в презрительной гримасе, то ли в усмешке — понять это мне было не по силам.
— Идите в кровать, Мария Александровна. Счастье, что Вася уже спит.
Водка еще во всю играла в моей крови, и я не на шутку разозлилась гневливой и глупой пьяной злостью.
— Ах-ах! Как страшно! Тоже мне шеф Райбек! «На кухне я непобедим!»
— Где ты была, Машка, черт тебя дери? — вдруг устало и почему-то печально спросил он. — С тобой все в порядке? Хоть это-то я имею право узнать?
На вспыхнувший во мне огонь злости словно накинули одеяло. Гнев задохнулся и опал. Осталось опустошение.
— Я была у отца… И со мной совсем не все в порядке, Ванечка, — жалобно проговорила я и неуклюже полезла через подоконник.
Он довольно-таки неделикатно подобрал меня с пола, встряхнул, а после, развернув в сторону дверей, ведущих вглубь дома, тихонько подтолкнул в спину.
— Иди спать, Мария.
— Но…
— Иди. Все разговоры оставим на завтра. Если, конечно, протрезвев, ты захочешь мне что-то рассказывать.
— А ты… Ты не пойдешь со мной?..
— Нет.
Коротко и ясно. Вздыхая и сопя, я взобралась на второй этаж, постояла минутку, а потом, открыв дверь ванной, заглянула в зеркало.
— Я бы тоже не захотела, — шепотом сказала я отвратительной роже, которая маячила там, и торопливо погасила свет.
Голова утром, как ни странно, не болела. Возможно потому, что болеть там уже просто было нечему. Более того, меня преследовало ощущение, что если бы кто-нибудь крикнул мне в ухо, а потом захотел узнать, что из этого вышло, то услышал бы внутри моей черепной коробки лишь многократно повторенное эхо.
Как это обычно и бывает с пьяницами, проснулась я очень рано. Долго стояла в душе, потом спустилась в кухню и заставила себя проглотить чашку горячего и крепкого чая — больше ничего организм не принимал. Заглянула в комнату сына — он еще спал, обхватив подушку обеими руками и приоткрыв свежий ротик. Боясь разбудить, я не стала входить и, тихо притворив дверь, пошла по коридору дальше. Следующей была комната Ивана… Я потратила почти четверть часа, чтобы решиться войти. И, как выяснилось, совершенно напрасно. Постель была аккуратно застелена. Или не разбиралась?
Я обошла дом. Потом, вымочив в траве ноги и подол сарафана, прочесала весь участок. И лишь выйдя через заднюю калитку, наконец, нашла его. Он стоял на изгибе узкой тропинки, убегавшей к лесу, со всех сторон окруженный высокими ярко-розовыми соцветиями Иван-чая. Однако вряд ли замечал эту красоту.
— Ванечка, — робко позвала я, и он вздрогнул так сильно, что ему самому стало неловко за свою нервозность.
— Прости меня, я должна была вчера позвонить и предупредить.
— Да, твои родные были сильно удивлены внезапным исчезновением хозяйки дома. Чтобы не сказать резче.
— Я говорю не о них, а о тебе…
— Это может иметь какое-то значение? Уж не из-за того ли, что мы занялись разок сексом…
— Я не занималась сексом!
Он удивленно вскинул брови, и я продолжила сердито, достаточно сильно разозленная его словами, чтобы молчать:
— Я вообще никогда в жизни не занималась сексом ради секса. Не умею. Наверно, уж так устроена. Мне казалось, и ты относишься к тому, что между нами произошло, иначе. Да видно ошиблась…
— Знаешь, как называется этот цветок? — внезапно перебил меня он.
— Иван-чай, — оторопело отозвалась я, совершенно сбитая с толку столь резкой переменой темы.
— Нет, не этот яркий. Другой, маленький. Видишь, желто-синий? Его имя — Иван да Марья. Сказка есть такая. Юноша и девушка так любили друг друга, что когда их захотели разлучить, обратились в цветок, лишь бы навсегда остаться вместе… — внезапно он шагнул ко мне и обнял так крепко, что мне стало трудно дышать. — Мне страшно, Машуня. Я никогда не думал, что могу так бояться. Но наверно это все равно уже не изменить… Я люблю тебя. Так сильно, что готов превратиться не то что в цветок — в репейник, лишь бы уж наверняка намертво прицепиться к тебе.
— Мне тоже страшно, Ванечка, — почему-то шепотом ответила я. — Любовь причинила мне столько боли, что я думала — это чувство уже никогда не придет… Оно и не пришло. Упало, как снег на голову.
— Как маленькая, но очень беспокойная женщина на руки ничего не подозревающего человека, мирно поднимавшегося по лестнице…