— Иван…
— Так это тот самый? Васькин воспитатель? Мама! Ну ты даешь! Столько мужиков солидных вокруг тебя, а ты выбрала!
Я поднялась со стула, чувствуя себя так, словно постарела лет на десять.
— Балда ты еще малолетняя. Заруби на своем сопливом носу — любовь не выбирает. А будешь слушать в этом деле голову, рассудок, а не сердце, никогда счастья и не понюхаешь.
— Ох-ох!
Я развернулась и пошла из комнаты прочь.
— Смотри, хоть на этот раз не забудь предохраняться!
Камень в спину. За что? Как больно. Теперь вот она захлопнула дверь и бросилась на кровать реветь. А мне что делать? Что случилось? Что это с ней? Почему? Может что-то там, в Париже? Встретила кого-то, влюбилась, а он сволочью оказался? Петюня! Я должна позвонить! К счастью, телефон был и в моей спальне. Почти бегом добралась до нее и с лету впрыгнула в объятия растерявшемуся Ивану. Как же хорошо иметь возможность поделиться с кем-то переживаниями. Пусть даже так, молча.
Потом подтянула к себе телефон. Петюня не снимал трубку долго. Я уже отчаялась — там час ночи, может и спать, и гужбанить где-нибудь в своих богемных кругах. Наконец на том конце провода отозвались жеманным козлетончиком. По-французски. Сначала я растерялась. Потом попыталась общаться на английском, который хоть и не был у меня совершенным, но как показала практика, вполне понятным для заинтересованных лиц. Однако то ли то лицо, с которым я общалась сейчас, не принадлежало к их числу, то ли действительно не понимало ни слова, но добиться от него толку мне не удалось. Тогда я попыталась перейти на французский, который и вовсе был у меня немыслимым, сотканным из плотно забытой школьной программы, обрывков из «Войны и мира», «Же не па сис жур», «Шерше ля фам» и прочей белиберды, почерпнутой из кино или вообще бог знает откуда. Негодяй на том конце принялся хихикать, но все равно, видно, ничего не понял. Наверно я бы плюнула и положила трубку, если бы не вмешательство Ивана, который, морщась от моих ужасающих рулад, отобрал у меня трубку и внезапно заговорил на совершенном (согласитесь, такое чувствуется) французском языке. Козлетон в трубке оживился и заблеял радостно и игриво. Я насупилась и погрозила Ивану пальцем, но он лишь показал мне язык, продолжая при этом быстро и уже совершенно непонятно любезничать по телефону. Наконец он передал мне трубку, в которой я услышала чуть картавый тенорок Петюни.
— У твоего друга абсолютно парижский выговор.
— Да и московский у него неплох, — сердито поглядывая на смешливо изогнувшего брови Ивана, буркнула я.
— Шарль просто покорен. Ты спишь с этим парнем, или мне имеет смысл начинать ревновать?
— Держи своего Шарля подальше, а то зубов не досчитается, — воинственно огрызнулась я, отпихивая от себя хохочущего Ивана, и приступила непосредственно к допросу. — Рассказывай, что с Наткой у тебя там приключилось. Вернулась девка сама не своя. Надеюсь, твои педики…
— Мои педики тут совершенно не при чем, — с достоинством возразил Петюня и прокашлялся.
— Тогда кто?
— Да Бог его знает, Маша. Кто-то у нее тут был. Звонил, встречалась она с ним. Но кто? Я не лез. Девочка уже взрослая, да и умна не по годам — поди проконтролируй. Так что уж прости, если что. Значит, не доглядел… Постой… — негромкий говорок в сторону от трубки, потом: — Шарль говорит, что это был русский — слышал их телефонный разговор. Видно зная, что он ни черта не понимает, перед ним не стеснялась. А еще как-то раз он видел его издалека. Говорит высокий, красивый и блондин. Вот и все.
— Говнюк он!
— Кто, Шарль?
— Да нет! Блондин этот, черт его дери. Ну ладно. Пока.
— Пока, дорогая. Звони, если что.
Я положила трубку и призадумалась. Иван не сводил с меня глаз, и я улыбнулась ему.
— Ты никогда не говорил, что знаешь французский.
Он нахмурился, потом пожал плечами.
— А я этого и не знал, Машуня. Услышал, как этот малый трещит, и вдруг осознал, что понимаю его…
— Может ты француз?
— Ага. Граф Монте-Кристо.
А потом вдруг.
— Кто я такой, Машка? Кто я? — и такая беспомощность, страх в голосе, что я прижалась к нему всем телом, обняла, прижала, гладя по голове, успокаивая, оберегая.
Глава 8
Утром я уехала очень рано — спешила на встречу с шефом. Оставляла своих с тяжелым сердцем, не представляя, как поладят при свете дня моя вышедшая на тропу войны дочь и Иван, и как себя поведет в этой ситуации Вася. Однако то, что мне предстояло обсудить с Максимом Незнающим, моим непосредственным начальником, сейчас было важнее.