— Боли нет, — сказала она и всхлипнула сквозь слёзы: — Господи, неужели бывает так легко и хорошо?..
— Если бы не было боли, ты бы этого не знала, — ответил Иоанн.
Пантелей взял ладонь Иоанна в свои руки и прижал ко лбу.
— Отче, я так боялся, что у меня не получится… как в детстве.
2
— Кто ведёт в плен, тот сам пойдёт в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом, — читал Михаил Давыдович из Откровения.
— Вот это правильно! — согласился Тимур, который поставил автобус поперёк дороги, взял себе автомат, а другой передал Михаилу Давыдовичу.
— Как же после всего этого можно убивать? — спросил профессор, выбирая между раскрытой книгой и оружием.
— Вот так, — резко ответил Тимур и дал несколько прицельных очередей по первой машине из тех, что приближались к автобусу. Она резко вильнула и буквально улетела в кювет. — Вот так! — повторил Тимур. — Давай, хоть для виду постреляй.
— Как ты думаешь, наши там живы? — вспомнил вдруг Михаил Давыдович.
— Какой живы?! — почти возмутился Тимур. — Если эти сюда приехали, значит, никто не живы, — от волнения его кавказский акцент усилился. — Стреляй давай. Вон ещё две машины встали. Сейчас по нам будут палить.
— Мы умрём?
— Слушай, какая разница, когда большое дело делаешь?! — Тимур уже кричал. — Ты только что про антихристов всем читал! Так вот — они там!
— Да-да, вот, я даже уголок заложил, это в послании Иоанна… Дети! последнее время. И как вы слышали, что придёт антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы и познаём из того, что последнее время… Значит, их много. Может, один главный, а вокруг ещё много маленьких… Как сатрапы…
— Э-э-э! Ты гадать будешь?!
Стёкла автобуса уже осыпались от попаданий с той стороны…
— Сколько их там? — пытался понять Тимур.
Михаил Давыдович взял автомат.
— Вообще-то я стрелять не умею…
— Затвор передёрни и на курок жми.
— Пантелей просил никого не убивать…
— Значит — убьют тебя, — запросто ответил Тимур.
— Хотелось бы посмотреть, что там, — профессор оглянулся назад.
— Нам туда нельзя. Нет туда нам дороги. Наша дорога здесь. — Тимур указал в сторону города. — Вот что давай сделаем: я сейчас потихоньку выкачусь в кювет. А то у меня патроны кончаются. И обойду их лесом. Ты можешь хотя бы в воздух пострелять? Только позиции почаще меняй. Из одного окна выстрелил, беги к другому. Они-то по тебе стрелять будут.
— Попробую.
Тимур действительно буквально выкатился в кювет и скрылся в лесу. Никто этого не заметил. Даже сам Михаил Давыдович, который в это время дал такую очередь, что высадил почти весь рожок. Но, может быть, это и позволило Тимуру пройти незамеченным. Потом он дал ещё короткую очередь из другого окна, как научил Тимур, а потом надо было менять рожок, чего профессор философии раньше никогда не делал. Но, похоже, Тимуру этого времени хватило. И когда бойцы Садальского поняли, что их обошли, было уже поздно. Михаил Давыдович приподнялся, когда понял, что в его сторону не стреляют, и увидел, как два парня упали возле машин.
— Молодец, Тимур, — сказал профессор, выглядывая в окно, и совершенно банально поймал свою пулю.
Его познаний в медицине хватило, чтобы распознать характер ранения.
— В печёнку пошла, — тяжело дыша сказал он, сел на пол и дотянулся до книги, — минут двадцать…
— Профессор! Ты живой?! — услышал он голос Тимура.
— Почти! — постарался крикнуть в ответ профессор. — Ранили! Но смертельно…
— Щас, я иду. Я тут зачистил, — сообщил Тимур, но он ошибся.
Он не увидел, как с другой стороны дороги из леса, почти не прячась, вышел Садальский. Он несколько раз выстрелил в спину Тимура из пистолета. После первого попадания Тимур удивлённо оглянулся.
— А, шайтан! — точно определил он своего противника, и в голосе его было глубокое сожаление не о том, что сейчас придётся умереть, а лишь о том, что бой проигран. Что он так нелепо подставился. Получив ещё две пули, он всё же попытался выстрелить, но автомат предательски щёлкнул пустым затвором.
— Профессор, меня убили, если сможешь, отомсти! Сильно прошу… — очень попросил кавказец, падая.
Но профессор сидел над раскрытой книгой и ничего ответить не мог. Сознание покинуло его. По ошибке он взял не Новый Завет, а Коран Тимура.