Из соседнего подъезда вышла пожилая женщина. С интересом посмотрела на Эньлая.
— Вы к храму? Я подвезу, — предложил Лю.
— Спасибо, — согласилась женщина. — Тут во дворе ещё двое человек остались, я с ними вчера разговаривала, но они, видимо, уже ушли.
Ехали молча, хотя спросить друг друга хотелось о многом. Просто осознание собственного одиночества перевешивало вопросы. Да и ответов на эти вопросы не могло быть. У храма Эньлай обошёл собравшуюся толпу, перед которой пытался выстроить сегодняшний день Никонов, и сразу направился в храм. На крыльце троекратно и размашисто перекрестился, у дверей замер, словно собираясь с мыслями. Он шёл просить у Христа, в которого так верила Наталья, чтобы Спаситель вернул ему жену и детей или забрал его туда, где были они. Вошёл уверенно и буквально бухнулся на колени перед алтарём. Закрыл глаза, чтобы сконцентрироваться, но получалось — не молился сердцем, как учила Наталья, а медитировал. И потому вдруг сорвался: то почти кричал, то робко шептал внутри себя, но чувствовал, что не получается. Не услышит никто, только эхо в опустошённом сознании. Через несколько минут в отчаянии упал лицом вниз, еле дыша. Пусть Иисус видит: он будет лежать здесь до тех пор, пока его не услышат, а не услышат, он умрёт на этом месте, чтобы спросить, почему его не услышали.
— Зовёшь их? — услышал Эньлай рядом тихий голос и, не вставая, повернул голову.
Рядом стояла Галина Петровна.
— Его зову, — указал взглядом на образ Спасителя.
— А когда Он тебя звал, ты шёл? — беззлобно, совершенно непоучительно, а скорее с участием спросила Галина Петровна.
Эньлай зажмурился, пытаясь понять, куда он шёл все эти годы. Получалось, вроде зла никому специально не делал, любил семью, кому мог — помогал… Считалось ли это, что он идёт за Ним?
— Не знаю, — честно ответил Эньлай. — Наташа говорила, что Его милосердие… оно такое огромное… как сама вселенная… — снова задумался и с надеждой продолжил: — Значит, Он всё равно меня услышит. Не может не услышать.
— Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам… — процитировала Галина Петровна.
— Дано будет? — спросил-повторил Эньлай.
— Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него, — снова процитировала Галина Петровна.
— И долго просить надо?
— Один Бог знает…
— И меня, китайца, услышит?
— Так ведь Он и русских, и китайцев, и малайцев, и негров создавал. Всякого — для одной Ему ведомой цели. У тебя есть свобода воли — значит, ты создан по образу и подобию…
Лю сел, скрестив ноги по-восточному, и вздохнул так громко и печально, что эхо покатилось под сводами храма.
— Наташа говорила, что на небесах не женятся. А как я там буду без неё? Не хочу я без неё. Пусть Он мне её сюда вернёт! Мне без неё ничего не надо, ясно? Без детишек не надо! Рая вашего никакого не надо. Блаженства никакого… Понимаете?.. — Эньлай причитал почти как ребёнок.
Галина Петровна подошла и погладила его по голове, отчего он вдруг сразу успокоился.
— Это любовь, — сказала она. — Сильная человеческая любовь. Кто ж тебе сказал, что там любви нет? Там она везде. Там она — воздух. Но у неё ангельские свойства…
— Это как?
— Не знаю, с чем сравнить, ибо это выше моего умишки. Но правильнее будет сравнить с любовью матери к младенцу и наоборот. Понимаешь?
— Это когда я Люлюсю свою тискаю и у меня душа улетает? Когда сердце останавливается? А ещё я люблю дышать в волосах у Вани… Они до сих пор пахнут младенчеством. А Вася любит, когда его гладят по спине… Он так засыпал в детстве быстро. Он ведь детей тоже любит? — Эньлай робко посмотрел на образ Спасителя, перед которым только что роптал.
— Конечно, они у Него в Царствии первые.
— Первые, — повторил Лю, — но я хочу их обнять. — На глаза у него навернулись слёзы.
— Откуда ты знаешь, что нас ждёт? Может, сейчас пройдёт через весь город огненная волна, и мы с тобой сгорим прямо в этом храме. Хотел бы ты видеть, как вместе с тобой сгорают твои дети?
— Нет! — почти выкрикнул Эньлай.
— Тогда не ропщи на Бога, Ему виднее, зачем всё и почему.
— Наташа читала как-то про царскую семью. Вместе с отцом и матерью расстреляли детей. Это ужасно.