— Бог никому не объявлял войну, и главное — Бог никого не заставляет в Себя верить. Пропустите эту мысль через себя. Попробуйте хотя бы.
Мужчина смутился и спрятал глаза.
— У меня грыжа, уже три раза оперировался. Всю жизнь пахал, дальнобойщиком… В чём я перед Ним виноват?
— Он и скажет, — заметил Пантелей, — а сейчас давайте предупредим людей. Вам очень трудно ходить?
— Ну… могу пока.
— Зовите тех, кто тоже может.
Через несколько минут все больные были оповещены. Пантелей попросил всех собрать в одном отделении, туда же переносили оборудование и медикаменты. Подоспевшие Никонов, Аня, Макар и Михаил Давыдович тоже включились в работу. Затем Никонов и Эньлай поехали за оружием, чтобы выставить охрану к запасам воды.
— Воду нельзя продавать… — сказал им вслед Пантелей. — Это Матронушка говорила.
— Да мы и не собираемся, — чуть ли не обиделся Никонов.
— Воду нельзя продавать, её Бог дал всем, — снова задумчиво повторил молодой доктор.
— Мы поняли, — чуть поклонился ему Эньлай. — И давай-ка заедем туда, где ты брал оружие, — обратился он к Никонову, — а вы, девушка, — уже к Анне, — с нами не садитесь, не надо вам, побудьте вот с доктором.
— А если у него будут видения? — спросила Анна об Олеге.
— Ну, я-то рядом, — улыбчиво прищурился Лю, и зрачки его утонули в ресницах.
— В прошлый раз он бросил гранату, — предупредила Анна.
Пантелей повернулся и хотел было сделать шаг к приёмному отделению, но встретился взглядом с глазами Даши, которая стояла за его спиной. Он смотрел в них так, словно вспоминал что-то давно забытое. Может быть, с самого рождения, а может, и ещё раньше. Девушка тоже не отводила взгляда, словно открывая доктору свой внутренний мир. В душе Пантелея вдруг поднялось тёплой волной странное, завораживающее чувство. Ему показалось, что Даша была ему знакома давным-давно и близка настолько, что ближе никого быть не может. Он поймал себя на запоздалой мысли, что Валя у него такого странного чувства не вызывала.
— А мы нигде не виделись раньше? — спросил Пантелей у Даши, прекрасно понимая, что эта банальная фраза прозвучала в тысячах книг и фильмов, но он был уверен, что именно у него для неё это самая веская подоплёка. Он действительно верил, что знал Дашу ещё до прихода в этот мир и будет знать после ухода.
— Мне тоже так показалось, — наконец Даша не выдержала и опустила глаза.
— Странно, да?
— Странно…
— Как будто выстрелило что-то внутри…
«Ага», — попросту хотела ответить Даша, но промолчала, слишком это становилось явным. Подметившая эту заминку Анна улыбнулась и тихо скользнула между ними в приёмный покой.
— У меня вообще часто бывают приступы ложной памяти, если можно так выразиться, — признался Пантелей. — Наступает какой-то момент, какая-то ситуация, и мне очень явно кажется, что всё это уже было. Прямо как молнией прошибает, даже сердце не в ту сторону биться начинает. Экстрасистолы… Я полагаю, что всё это потому, что у Бога нет времени. Это для нас оно имеет поступательное значение. Ой, что я говорю… У Бога нет времени… Да у Него целый вагон, вечность целая… Или нет, правильнее, наверно, всё же так: там время изъято из пространства, там его нет, а раз нет, значит, пространство не претерпевает изменений… Ну… как-то так… Потому и люди вечно молодые…
— Я поняла, что ты хотел сказать.
— Да… вот…
— У меня тоже так пару раз было. Кажется, что происходит то, что уже было. Время как будто играет с нами. Вот сейчас — третий. Но… как-то особенно. Я не испугалась.
— И я.
— Я всё хотела спросить, как тебя в детстве друзья звали, не Пантелеимоном же.
— Нет, конечно, Теликом звали, Понтей…
— Телик… смешно. Но здорово.
В это время на крыльцо вышла Галина Петровна. С порога начала:
— Ну вы где?! Я там людей собрала… — и осеклась, поняв всё во мгновение ока, закрыв рот ладонью, отступила обратно в коридор, перекрестилась и уже шёпотом, едва сдерживая неожиданную слезу, добавила: — Ой, не ко времени-то как… Ой, не ко времени…
Анна потянула её за рукав в глубь помещения, но было уже поздно, Пантелей пришёл в себя.
— Я иду, — сказал он. — А кто-нибудь знает наизусть исповедь Иоанна Кронштадтского?
— Для этого, доктор, такой настрой нужен, чтобы люди прочувствовали. У отца Иоанна, я читала, весь храм рыдал, люди сами свои грехи выкрикивали.
— Я тоже читал. Может, с первого раза у нас и не получится, может, кто-то и вообще не захочет, но у нас нет рукоположённого священника, мы можем каяться только так.
— Вы правда во всё это верите? — усомнилась на ходу Анна.
Пантелей остановился, взял её за руку, тихо, но уверенно ответил: