— Хорош! Вы ещё панихиду ему сладьте… — зло прервал Макар и ринулся в дверь ординаторской.
Картина, представшая вошедшим, ужасала. На полу в огромной луже крови, привалившись спиной к дивану, сидел Лёха, глаза его были полузакрыты. Рана на ноге была перевязана резиновым больничным жгутом, но из-под него заметно сочилась кровь. На диване, связанный по рукам и ногам, сидел Пантелей. Он смотрел абсолютно пустым взглядом в никуда. Галина Петровна плакала в кресле, к которому её привязали скотчем.
— Чтоб вам!.. — выругался Никонов и бросился разрезать жгуты, которыми стянули Пантелея.
Тимур стал освобождать Галину Петровну. Макар же, опустившись в лужу крови, стал осматривать рану Лёхи.
— Не лезь, — тихо попросил, почти прошелестел Аллигатор. — Поздно уже, холодно вот сильно.
— Да брось ты! Щас что-нибудь придумаем! — не унимался Макар.
— Ты себя или меня обманываешь? Брось, говорю. Доктор, — из-под бессильных век Лёха покосился на Пантелея, — почему Ангелов не слышно? Я же за доброе дело умираю, правда?
— Правда, — Пантелей склонился над Лёхой, прилаживая к руке тонометр, — Галина Петровна, растворы… что-нибудь… несите…
— Доктор, да уймись ты… — шептал Лёха, — лучше передай Саженю, слышишь? Передай, как я умер. Пусть пацанам скажет. Ладно? И дайте попить…
Тимур схватил со стола графин и наклонил его к губам Аллигатора. Лёха сделал несколько глотков, глаза его просветлели, он даже смог обвести всех взглядом и сказать:
— Никогда не думал, что вода такая вкусная…
Дальше не было никакой агонии, ни судорог, он просто остался смотреть в этот мир последним благодарным взглядом. Пантелей отбросил ненужный тонометр и тихо заплакал. Рядом всхлипывала Галина Петровна.
— Значит, начали стрелять, — самого себя убедил Никонов.
— А ты думал, я шучу? Это я думал, что мне работы уже не будет. Щас, глядишь, пайку дадут от какого-нибудь батьки Махно.
— Кра-си-во… — протянул Никонов.
— Что красивого-то? — взмахнула на него Галина Петровна.
— Да поговорка у меня такая — не очень военная, — ответил Олег. — А где твой профессор?
— Когда эти, — кивнул на труп за дверью, рядом с которым топтался Эньлай, — в больницу ворвались, мы все в разных местах были. Я сразу к Пантелею побежал, предупредить. Они же, в первую очередь, на кухню… А там дюжина женщин. Я же говорю — они в первую очередь женщин национализируют. И продукты.
— Разумно, — Эньлай потрошил боезапас убитого им охранника.
— Дашу увели, — теперь Галина Петровна смотрела на Никонова уже с надеждой, как на врача «скорой» во время реанимации.
— Придётся воевать, — сказал Олег так, словно собирался провести коммунистический субботник.
— Сколько их здесь? — спросил Тимур у Макара.
— Здесь… я пока человек шесть насчитал при оружии, и десяток — так.
— Женщин куда свозят? — Эньлай выглянул в окно.
— Я понял так: в театр или в школу. Там будет что-то типа смотра. Первые лица этой банды выберут себе лучших, потом — остальные. График распишут, как ими пользоваться… — Макар виновато исподлобья глянул на Галину Петровну, а смотреть надо было на Пантелея, который застыл после этих слов в полном оцепенении.
— Всё время думаю, — признался Олег, — почему, если там, — он ткнул пальцем в окно, — уже всё, может быть, кончилось, у нас тут ещё гражданская война намечается. По какому принципу…
— Идёт жатва? — закончил его вопрос Макар.
— Ну да…
— Смею предположить, — начал Макар, покусывая и без того потрескавшиеся губы, — остальных забрали, потому что их участь уже была определена. А вот с нами… С нами, видимо, не всё так ясно. Видишь, как этот парень умер, а в первый день ты ему готов был дырок наделать, — напомнил Макар. — Ещё думаю, есть среди нас люди, близкие по своему духовному состоянию к праведникам. Других объяснений у меня нет. Ну, и тут у нас ещё группа товарищей определилась.
— Я их всех порву, Аллахом клянусь! — не выдержал Тимур.
Макар посмотрел на него, на Коран, торчавший из кармана, и спокойно предупредил словами этой книги:
— «И не делайте Аллаха предметом ваших клятв, что вы благочестивы и богобоязненны и упорядочиваете среди людей. Поистине, Аллах — слышащий, знающий! Аллах не взыскивает с вас за пустословие в ваших клятвах, но взыскивает с вас за то, что приобрели ваши сердца…»
— Ты, наверное, тоже Коран на войне учил? — напрягся Тимур.
— Нет, после.
— Пусть Аллах слышит, я не боюсь, — сказал Тимур так, как сказал бы при царе или человеке, который превосходит его силой и могуществом.
— Господи, спаси, — перекрестилась Галина Петровна.
— А вот теперь надо думать, как воевать, — Олег присел на кресло, к которому несколько минут назад была привязана-приклеена Галина Петровна. — Сначала надо вызволить Дашу и женщин…