Н. Б. Курапов описывал взрыв, пожалуй, скрупулезнее остальных. В нем совместились и бывший военный, и историк, и просто наблюдательный человек:
– После взрыва – страшный гуд. Земля качнулась в одну, потом в другую сторону в считаные доли секунды. Потом почувствовалось сильное давление воздуха. Взрывная волна прошла, и стало секунды на две тяжело дышать – видно, образовалось безвоздушное пространство. Барабанные перепонки сначала давило внутрь, а потом изнутри. Мы с соседом лежали за плетнем, ногами к эпицентру, как нам сказали. В ушах свист, звон со скрежетом. Такое давление было, что, когда барабанные перепонки вставали на место, издавали звон на низких тонах – вроде колокольного. Мы залезли на крышу, хотя и предупреждали нас, что нельзя. Гриб был – ножка черная, а шляпка красная. Как из трубы в морозный день, все перемешалось в ней: клубы дыма, пыли, обломки. Температура была огромная. На расстоянии двух-трех километров от эпицентра все дубы были сожжены. Дальше деревья повалились частью в сторону взрыва (от возвратной волны. – В. М.), частью в противоположную. Артподготовка была такая же, если не больше, как при зимнем наступлении на Варшаву…
Подполковник медицинской службы в отставке Давид Друян на учениях 1954-го был командиром медико-санитарного батальона 270-й стрелковой дивизии.
– Лазарет располагался в палатках на удалении 8–10 километров от эпицентра, – вспоминает он. – Между палатками были вырыты ходы сообщения, щели, укрытия. В момент взрыва я хорошо видел яркую вспышку, а затем большое грибовидное облако, которое поднималось все выше и выше. Ощутил толчок взрывной волны. Мы все наблюдали за грибовидным облаком, опасаясь, что оно нас накроет. Погода стояла тихая, солнечная, безветренная, и наши опасения не оправдались. Мы знали, что если облако двинется в нашу сторону, наготове были автомобильные батальоны для вывоза личного состава из угрожаемого района… Ни раненых, ни обожженных, ни травмированных военнослужащих в день учений и последующие дни в наш лазарет и в окружной госпиталь в Тоцких лагерях не поступало.
В. Я. Бенцианов помнит, что после взрыва даже погода резко изменилась:
– До того совершенно голубое, небо покрылось легкими тучами со слегка моросящим из них дождем… Повсюду почти непросветная, не сбиваемая мелким дождем пыль. Послышалась команда «по машинам!», и далее – в наступление, в бой. Колонны войск проходят слева и справа от эпицентра взрыва на расстоянии от 800 метров до пяти километров, через горящий лес. Причем пожар совершенно отличается от обычного не только по мощности пламени, но как бы и по цвету огня, напоминающего желто-белые всполохи. Многие деревья расщеплены и, как противотанковые надолбы, забиты в землю. У деревенской школы снесена крыша, которая горит отдельно от самого, тоже горящего, здания. Деревни Маховка и Ольшанка снесены с лица земли, лишь кое-где стоят обгоревшие печи. Жителей этих деревень заранее отселили в Сорочинск и другие поселки, расположенные вне зоны учений. В Маховке и Ольшанке везде видны машины штаба руководства. Пожарные пытаются тушить остатки домов и все, что горит.
Леонид Петрович Погребной, участник учений, ветеринар, занимавшийся расстановкой подопытных животных (ныне уже покойный), рассказывал, как после взрыва увидел маршала Жукова:
– Только мы поехали к нашим животным, как появляется лимузин и из него выходит Жуков. Постоял, посмотрел: башни танков отброшены, самолеты перевернутые лежат поплавленными крыльями в землю. В общем, картина жуткая. Он покачал головой, сел и уехал…
Подполковник медицинской службы в отставке Д. М. Друян так вспоминает о картине, открывшейся после взрыва:
– Через один-два дня после учений я с группой врачей поехал на санитарной автомашине в эпицентр взрыва. По дороге начиная с 5–6 километров от эпицентра видел молодой лес, придавленный к земле взрывной волной, множество обгоревшей техники, а подъехав к эпицентру, я это место сразу и не узнал. Леса вокруг не стало, весь сгорел. Земля как будто перевернута наизнанку. Впечатление было потрясающим.